Правительница Д'Хары (СИ)

Единственной победой, и то пока не окончательной, можно было назвать остановку эпидемии. Но она могла возобновиться в любой момент, если с их ребенком что-то случится.

Его миссия в этой войне была заведомо миссией убийцы. Самое страшное, что ему предстояло убивать не только врагов, но и своих людей. Даже самых дорогих людей. Он подумал о словах, сказанных ему отцом, и о том, какая судьба ждет их сына.

Он сжал руки в кулаки, понимая, что сейчас думал над проблемой, а не над решением. Подобный подход всегда был первым шагом к поражению, но не к победе. Мужчина помотал головой, вытряхивая из нее лишние мысли.

Запустив руку в волосы, он закрыл глаза и принял твердое, окончательное решение: его семья и его народ выстоят, даже если ценой за это будет его собственная жизнь.

Ведь любовь эгоистична, разве нет?

***

— Полночь, — прошептал Томас, подняв взгляд на небо, которое теперь не застилало ни единое облако. Это было хорошо для их миссии, ведь они не могли позволить себе захватить из лагеря факелы или что-либо еще, что могло осветить их путь. Этой ночью луна и звезды были их единственными друзьями.

Высокий воин со шрамом на скуле и едва заметной проседью, серебрившейся на его темных волосах под светом ночной спутницы, кивнул, этим выражая, что он понял, что имел ввиду Томас. В лагере беженцев вот-вот должна была начаться смена караулов.

Они двинулись туда медленно и осторожно. Юноша, как ни странно, вел колонну за собой, заставляя их ступать практически след в след друг за другом, чтобы не выдать себя ни хрустом ветки, ни даже плеском воды, если кто-нибудь случайно наступит в лужу, образовавшуюся после недавнего ливня. Томас напряженно смотрел вперед, сильно сжимая рукоять меча в своей ладони, но не вытаскивал его из ножен. Этот жест успокаивал юношу, придавая сил для того, что необходимо было совершить.

Он чувствовал себя странно, с одной стороны ощущая в своей душе порывы настолько жестокие, неоправданные и пугавшие его своей природой, но будто сросшиеся с ним самим, а с другой — тихий протест чего-то, скрытого внутри него, слабого, но начинавшего проявлять себя все сильнее и сильнее. Иногда он думал, что две его внутренние части противоречат сами себе, и в этом точно была доля правды. Внутри него постоянно, ежесекундно происходила битва между этими двумя силами, и пока исход этого конфликта было сложно предугадать.

Но сейчас, когда в его руках была рукоять меча, а впереди — лагерь, состоявший из заведомо опасных для него людей, он видел, как та его слабая сторона погибает под натиском первой, самой естественной и сильной жажды — жажды сражения.

Впереди уже маячили огни лагеря, настолько яркие, что, кажется, в своей силе они могли скоро достигнуть небес. Томас удивленно заметил, что какое-то время он не дышал и что его грудная клетка уже болела от этого усилия. Он боялся, что звук его дыхания мог спугнуть надвигавшийся конфликт, который должен был однозначно разрешиться в их пользу.

Теперь они были совсем близко. С минимального расстояния стало видно, что лагерь был огражден средней высоты деревянным забором, не очень надежным, но все же непреодолимым даже для матерых солдат Ордена. Глава отряда разглядел во тьме и то, как впереди вышагивал единственный часовой, очевидно, один из беженцев. Томас догадывался, что по периметру лагеря должны были находиться и другие, возможно, д’харианцы, но пока что, во всяком случае, он не видел их. Так или иначе, им было необходимо выманить сюда кого-нибудь еще, кто мог бы быть использован ими в качестве посланника.

Между отрядом и лагерем располагалась полоска открытой местности, которая заканчивалась кромкой леса, где сейчас и находился Томас и другие солдаты. За кромкой, вне тени деревьев, пути назад уже не было, поскольку видимость на этом пространстве была отличной даже во тьме. Мысленно собравшись, юноша сделал несколько уверенных шагов, в то время как остальные остались стоять за его спиной, ожидая приказа. Но первое же, что он сделал, оказавшись на краю опушки — это нечаянно дал знать о своем присутствии, во тьме не увидев яму примерно с фут глубиной и угодив одной ногой прямо в нее.

Соскользнув туда, он едва удержался от того, чтобы выругаться в голос. Пусть он быстро сумел восстановить равновесие и выскочить из этого подлого углубления, но звук его неловкого приземления мгновенно привлек внимание часового. Томас мысленно проклял эту яму, и его рука в мгновение ока оказалась на эфесе меча.

Часовой шел к нему размашистыми шагами, но юноша так и не обнажил клинок, вместо этого в упор разглядывая идущего к нему человека. Он сразу подметил, что из оружия у того было лишь жалкое подобие кинжала, которое находилось в ножнах на его бедре. Единственное, что сейчас представляло опасность в нем — это зажженный факел, который тот держал в левой руке.

Томас смекнул, что он мог бы легко одолеть его даже голыми руками.