Правительница Д'Хары (СИ)

— Тебе рассказал Гарольд? — напряженно спросил он, так и не обернувшись к ней. Краем глаза Ричард подметил, как она уперла руки в бока, но уже через секунду вновь опустила их, капитулируя перед необходимостью оставаться спокойной. Они оба не желали ссориться друг с другом, но тема, начатая ей, была довольно шаткой основой для романтического разговора.

— Да. Но почему я услышала об этом от него, через путевой дневник, а не от тебя?

— Ты ведь и сама знаешь. Это непростое решение, и я не был уверен, как ты отреагируешь на него.

— И я знаю, насколько непростое. Но мне необходимо вернуться туда перед тем, как это произойдет, — она незамедлительно поправила саму себя, — вернее, если произойдет.

— Это слишком опасно, Кэлен, — он пытался достучаться до ее сознательности. — Я знаю, как сильно Эйдиндрил дорог тебе и как ты скучаешь по нему, но Народный Дворец много безопаснее, пока Орден находится далеко от него.

— Но ведь ты будешь там, в Эйдиндриле? — он мог бы подумать, что в ее словах звучала ревность, но в действительности она старалась задушить любое проявление чувств, показывая, что в ее рассуждениях им не было места. — Рядом с тобой я буду в большей безопасности, нежели в одиночестве, пусть даже здесь. Толстые стены значат не так много, как ты думаешь, Ричард.

— Ты понимаешь, что я имею ввиду не только стены: здесь все люди доказали свою верность нам обоим, и в случае опасности они смогут защитить тебя. В Эйдиндриле будет хаос, и не будет понятно, кому можно доверять, а кому нет. Ты и сама понимаешь, как безжалостны любые войны и как опасно бывает находиться во время боя даже среди собственных солдат, — он осадил себя, понимая, что не было нужды объяснять ей все подобным образом. В конце концов, она была осведомлена ничуть не хуже него. Ему оставалось лишь открыть ей свое решение:

— Здесь безопаснее всего. Для вас обоих.

Она тихо хмыкнула, и он мгновенно догадался, о чем говорил этот жест. По его груди начал свое восхождение поток гнева на самого себя: даже в самый защищенный дворец смог попасть предатель, и, что самое страшное, если бы он захотел причинить вред Кэлен, никто бы не смог ему помешать — просто не успел бы. Но в его, Ричарда, силах было сделать так, чтобы подобное не повторилось.

— Но если сейчас это опасно, когда будет иначе? Когда ты отпустишь меня туда, если не сейчас? — его молчание дало вполне очевидный ответ, распаляя ее абсолютно бессильный гнев. — После того, как я избавлюсь от бремени? Или когда наш ребенок вырастет и станет того же возраста, что и мы с тобой? Когда, Ричард? Когда от моего родного города останутся одни руины?

Ей не нужно было повышать тон, чтобы вызвать целую бурю в его душе. Мужчина в мгновение ока оказался перед ней, касаясь ее подбородка и заставляя посмотреть прямо в его глаза.

— Ты ведь не считаешь этого ребенка бременем, так почему говоришь это?

— Но ты, очевидно, считаешь, раз забываешь, что я тоже имею право голоса. Я Мать-Исповедница, а не только твоя жена, — их разговор начинал выходить за рамки логичного, рамки допустимого. Его захлестывали противоречивые чувства: с одной стороны он не видел в себе сил на любое противостояние ей, а с другой — не видел возможности поддаться на ее уговоры. Одна лишь мысль о том, что с ней могло что-либо случиться, вызывала у него прилив ледяного ужаса.

— Я никогда не забуду о том, кто ты. Это и есть причина, по которой я полюбил тебя и буду любить, но, Кэлен, ты должна осознавать опасность, которой хочешь подвергнуть себя и кого-то, кто полностью зависит от тебя, — на мгновение, лишь на мгновение в ее глазах мелькнуло сомнение, но, к несчастью Ричарда, оно совсем скоро сменилось непоколебимой решительностью. Он с горечью отметил, как ее лицо начало холодеть, постепенно переходя в Маску Исповедницы.

— Я смогу справиться с этим.

Он сжал челюсти: ему все больше хотелось кричать от безнадежности всего этого разговора. Кэлен останется при своей позиции, Ричард — при своей, и они не выберутся из этого заколдованного круга, пока кто-то один из них не уступит другому. Мотивом Матери-Исповедницы было чувство долга и тоска по родине. Мотивом ее мужа был страх, крайне неразборчивый, безрассудный и всепоглощающий.

И вдруг он вспомнил о ее давнем рассказе про сон, в котором Эйдиндрил оказался разрушенным Имперским Орденом и в котором она сама погибла под обломками Дворца Исповедниц. Слова Кэлен обрели совершенно новый смысл: она не просто хотела увидеть родной дом, а скорее попрощаться с ним. Возможно, навеки.

Ричард был настолько переполнен мыслями и чувствами, что теперь погружение в работу казалось не самым плохим вариантом: по крайней мере, он на время забудет об их разговоре, и совсем скоро, вернувшись к нему, сможет принять обдуманное решение. Он повернулся на месте, направляясь к выходу из Сада Жизни, стараясь вовсе не смотреть в сторону своей жены.