Они так и стояли у входа, а Ричард терпеливо ждал момента, когда сможет услышать ее реакцию. Исповедница молча смотрела на окружавшее ее пространство, почти бессовестно терзая нервы своего мужа. Конечно, это место много значило для него, и ее слова, какими бы они ни были, будут важны для него.
Даже Лора, до этого момента напевавшая для Кары недавно услышанную ею от Кэлен песню, вдруг притихла, завороженно глядя на людей, уже успевших заменить для нее родителей. Морд-сит же, которая, очевидно, тоже бывала здесь, и даже не один раз, теперь казалась настолько безобидной, что в это едва ли можно было поверить: за все время, что они были здесь, она не издала ни одной колкой насмешки.
— Тут так красиво, Ричард, — на выдохе вымолвила Кэлен, будто боясь, что любое громко сказанное слово разрушит неповторимую тишину, окружавшую их.
Она не могла поверить, что это была правда и что после того месяца, что они провели в Народном Дворце почти без сна и без любого отдыха, полностью погрузившись в свои обязанности, они оба были здесь, без слуг, без солдат, без членов Совета. Без сообщений от генералов, которые за последний месяц успели выиграть одно сражение и проиграть, затем встав в глухую оборону. Без постоянных заседаний и без возможности быть рядом друг с другом.
Ричард улыбнулся, уткнувшись носом в ее макушку.
— Я подумал, что мы можем позволить себе двухдневный отдых после всего, что мы сделали за последний месяц, — тихо сказал он, чтобы лишь она услышала эти слова, — к тому же, я боюсь даже представить, насколько тебе успел осточертеть Народный Дворец за почти полгода.
Он повел ее в сторону спальни, взяв под локоть. Когда Исповедница обернулась, она увидела, как Лора восторженно запрыгнула в кресло и начала болтать ногами в воздухе, Кэлен не смогла не разделить его улыбку.
— И не только мне, — добавила она.
И даже Кара, старавшаяся выказывать как можно большее безразличие ко всей этой поездке, теперь, в этом маленьком доме у края леса, впервые казалась настолько умиротворенной.
***
Воздух на нижних этажах — затхлый, терпкий. Непроницаемый. Не имеющий ничего общего с легким вечерним, витавшим по коридорам надземного Дворца в этот поздний час.
Никки сохраняла спокойное выражение лица, продвигаясь вглубь темниц Народного Дворца. По ее правую руку неизменной бурой тенью следовала Бердина, которая каким-то чудесным образом оказалась здесь вместе с другой морд-сит — Нидой. Ее колдунья помнила еще по своему собственному заключению. Та шла впереди, открывая все попадавшиеся им на пути ворота ключами из массивной связки, которую она каждый раз снимала с ключницы на бедре, и, только колдунья и морд-сит проходили в них, за их спинами вновь щелкали закрывавшиеся замки. Этот звук не вызывал у колдуньи ничего, кроме молчаливого отвращения.
И, наконец, нужная камера. Замок натужно щелкнул, открывая перед собой жалкое зрелище самой обычной тюремной жизни. Звук был настолько знакомым, что Никки невольно стиснула зубы, словно не она шла к пленнику, а к ней — причем, морд-сит, и далеко не с той целью, с которой это делала она.
Шаг внутрь, морд-сит — позади, в коридоре, а Никки поймала себя на том, что дышит только поверхностно. Даже под пытками она не призналась бы, насколько сильно ей не нравится это место. Она бы не озвучила бесполезное слово «пугает», нет. Это была именно неприязнь, не больше, но и она доставляла хлопоты. Колдунья не хотела бы вспоминать, как эти же морд-сит, что сейчас стояли за ее спиной, больше полугода назад пытались выбить из нее память и остатки сознания.
Даже после относительного сумрака тоннеля ее глазам пришлось довольно долго привыкать к практически абсолютной тьме камеры. Никто не двигался, не было даже шороха. Но, повернувшись направо, Никки смогла различить силуэт человека, обессиленно сидевшего у стены, прислонившись к ней спиной. После той встречи месяц назад она едва узнала в нем того самого Исповедника, который осмелился напасть на д’харианцев и вступить в бой с их лордом Ралом.
Колдунья шла твердой поступью, даже не волнуясь о реакции пленника на ее появление. В своем чистом и лаконичном черном платье, со своими светлыми локонами, закрывавшими тонкие плечи, она казалась чужой для этого места, хотя когда-то и принадлежала ему. Но Томас вовсе не был тронут ее появлением: когда он поднял голову, окидывая ее оценивающим взглядом, на его лице не промелькнула даже самая незначительная эмоция.
— Сколько прошло времени с того момента, как ты решила героически спасти меня? — безынтересным голосом осведомился он, словно это колдунья явилась к нему на допрос. Удивительно, но все же правдиво: он запомнил ее. Должно быть, ее поступок произвел на него сильное впечатление.
— Месяц, если это действительно имеет значение, — констатировала она, стоя перед ним все так же прямо. Его, кажется, подобная расстановка сил совершенно не смущала. — Вижу, морд-сит еще не отшибли тебе память, раз ты помнишь меня.