Правительницы России

Миних посоветовал идти не в Ораниенбаум, а в Ревель для того, чтобы взять там военный корабль и уйти на нём в Пруссию, где всё ещё находилась восьмидесятитысячная армия Фермера. Дело в том, что 18 декабря 1761 года, за неделю до смерти Елизаветы Петровны, фельдмаршал Бутурлин был отозван в Петербург, а главнокомандующим вновь стал Фермер. Находясь в пути к Петербургу, Бутурлин получил известие о смерти Елизаветы Петровны, и хотя хорошо был встречен Петром III, но восстановления в должности не получил.

Миних сказал, что если он встанет во главе армии, то ему не понадобится более полутора месяцев для того, чтобы восстановить Петра III на престоле.

При этом разговоре присутствовали многие дамы, и они стали возражать фельдмаршалу, что у гребцов не хватит сил, чтобы дойти до Ревеля.

   — Что ж, — возразил им Миних, — мы все будем им помогать!

Дамы бурно запротестовали, и это решило исход дела: Пётр приказал следовать в Ораниенбаум и высадить его там. Оказавшись на берегу, Пётр сначала хотел было, переодевшись, в одиночку пробираться в Польшу, но этому намерению воспротивилась Елизавета Воронцова, и в конце концов уговорила императора послать кого-нибудь к Екатерине и передать ей отречение от престола и просьбу отпустить их обоих в Голштинию.

Пётр согласился и тут же приказал войскам, сохранявшим ему верность, сложить оружие. Голштинцы беспрекословно повиновались, свезли с высот пушки и ушли с позиции.

Разгневанный Миних сказал Петру, что если он не умеет умереть перед своими солдатами как император, то пусть возьмёт в руки вместо шпаги распятие, и тогда его враги не посмеют ударить его.

   — А я, — сказал Миних, — буду командовать в сражении.

Пётр пропустил эту филиппику мимо ушей и, быстро написав всё, что советовала его любовница, послал в Петергоф к Екатерине генерала Измайлова.

«Революция» и её последствия

Измайлов, быстро добравшись до Петергофа, передал бумаги, тут же принёс присягу на верность Екатерине и отправился обратно в Ораниенбаум уже не как слуга Петра, а как верноподданный императрицы, облечённый её доверием и посланный для выполнения её первого поручения. Измайлов повёз в Ораниенбаум приказ о полной и безоговорочной сдаче войск Петра, а также и другой, ещё более важный документ — новый текст отречения Петра от престола, написанный в ставке Екатерины тайным советником Тепловым. Этот новый текст Петру предлагалось подписать без малейших изменений.

В отречении говорилось: «Во время кратковременного и самовластного моего царствования я узнал на опыте, что не имею достаточных сил для такого бремени, и управление таковым государством, не только самовластное, но и какою бы то ни было иною формою превышает мои понятия, и потому и приметил я колебание, за которым могло бы последовать и совершенное оного разрушение к вечному моему бесславию. Итак, сообразив благовременно всё сие, я добровольно и торжественно объявляю всей России и целому свету, что на всю жизнь свою отрекаюсь от правления помянутым государством, не желая там царствовать ни самовластно, ни под другою какою формой правления, даже не домогаться того никогда посредством какой-либо посторонней помощи.

В удостоверение чего клянусь перед Богом и всею вселенною и подписав сие отречение собственною своею рукою».

Пётр переписал отречение собственной рукой, а затем и подписал его.

Измайлов прибыл в Ораниенбаум не один. Вместе с ним туда вошёл отряд, которым командовал генерал-поручик Василий Иванович Суворов. Его солдаты собрали оружие, арестовали наиболее опасных офицеров, а сам Суворов возглавил работы в Ораниенбаумском дворце, где составлялась точная опись денег и драгоценностей, там находившихся. Суворов разделил солдат и унтер-офицеров — голштинцев на две части: уроженцев России и собственно голштинцев. Первых он привёл к присяге, а вторых под конвоем отправил в Кронштадт, где их и заключили в бастионы. Офицеров и генералов отпустили на их квартиры под честное слово.

Петра Фёдоровича, Елизавету Воронцову и Гудовича Измайлов привёз в Петергоф. Как только их карета появилась в городе и Петра увидели в её окне, солдаты стали кричать: «Да здравствует Екатерина!» И когда подъехали они к главному подъезду Большого дворца, Пётр лишился чувств. С Елизаветы Воронцовой солдаты сорвали украшения, Гудовича — побили, а Пётр в ярости сорвал сам с себя шпагу, ленту Андрея Первозванного, снял ботфорты и мундир и сел на траву босой, в рубашке и исподнем белье, окружённый хохочущими солдатами.

По распоряжению Панина Гудовича увели в один из флигелей, а Петра и Елизавету Воронцову привели во дворец. Когда они остались наедине, Пётр зарыдал. Панин рассказывал впоследствии датскому посланнику Асебургу, что он, увидев Петра, «нашёл его утопающим в слезах. И пока Пётр старался поймать руку Панина, чтобы поцеловать её, любимица его бросилась на колени, испрашивая позволения остаться при нём. Пётр также только о том просил».