Правительницы России

Вскоре после Рождества Великий князь литовский Сигизмунд Казимирович уехал из Вильнюса в Краков на коронацию, после которой Литва и Польша должны были вновь соединиться под одним скипетром, ибо на коронации в Кракове добавлял он к титулу Великого князя Литовского и титул короля Польши.

Когда весть о том, ещё задолго до отъезда Сигизмунда Казимировича в Краков, дошла до Турова — невеликого городка, спрятавшегося в болотах Полесья, владелец замка, города и всех окрестных земель, можновладец и бывший вельможа, высокородный князь Михаил Львович Глинский, совсем недавно блиставший и при дворе императора Священной Римской империи Максимилиана I, и в Париже, и в Риме, сильно запечалился. И пребывая в сугубой меланхолии, в задумчивой тоске, а порою даже впадая и в смертный грех — уныние, вспомнил он событие, случившееся всего семь лет назад. Перед мысленным взором его предстал осиянный тысячью свечей собор, увидел он одетых в парчу и золото сотни знатнейших персон из Литвы и Польши, роящихся у подножия трона, и самого себя, стоящего рядом с ныне покойным королём и великим князем Александром Казимировичем, себя — единственного, кто олицетворял на коронации всех литовских дворян и кому было позволено стоять не в зале собора, а прямо возле короля, как если бы он, Глинский, был его братом или сыном.

А теперь затерялся он в глуши пинских болот, и другие теснились у трона нового короля, другие ждали милостей и наград, но не он, Глинский, вчерашний щит и меч королевства!

«Неловко будет сидеть тебе между двумя тронами, — подумал Глинский, переполняясь злобой к Сигизмунду. — Довольно будет с тебя и одного». И — в который уже раз! — вернулся к потаённейшей из тайн: вновь стал прикидывать, как всегда делал перед каждым сражением, хватит ли у него сил отобрать у Сигизмунда Виленский стол?

«На Москву и на Крым надеяться можно: по весне и Василий, и Гирей выведут своих воинов в поле. На волохов надежда слабая, да и не в них дело. Ближе всех — Орден тевтонов. Если и Изенбург сдержит слово, то против таких сил Сигизмунду не устоять».

И от дерзких замыслов перехватывало дыхание и кругом шла голова.

Устав от беспрестанных дум об одном и том же, уходил Михаил Львович в книгоположницу. Тихо вздыхая, листал древних мудрецов.

«Людям, решившимся действовать, — советовал ему Геродот, — обыкновенно бывают удачи; напротив, — предостерегал старый грек, — они редко удаются людям, которые только и занимаются тем, что взвешивают и мерят».

Геродоту возражал мудрец и странник Демокрит: «Лучше думать перед тем, как действовать, чем потом».

Глинский читал, думал, прикидывал. На третий день наконец решился. Позвал управителя своего — Панкрата, коего шутя называл «майордомом Пантократором», и велел разослать по округе холопов — звать гостей.

«Послушаем, что люди скажут, — думал Михаил Львович. Где народ увидит, там и Бог услышит. Если они готовы, то и за мной дело не станет».

А пока решил придать затее видимость простой встречи со старыми друзьями, благо в январе один праздник сменял другой и совсем уж на носу было Крещенье.

Полесские помещики, засидевшиеся в своих деревеньках, отозвались на зов Михаила Львовича с готовностью. Рады были приглашению и местные малые, и обедневшие, хотя и высокородные, мужи — князья и их многочисленные отпрыски и челядинцы.

Трёх дней не прошло — гостей у князя Михаила оказались полны и дом и двор.

Встречал их Глинский как родных, для всякого нашёл душевное слово, любого-каждого обласкал и обогрел.

На Крещенье начался в Турове великий праздник. Не только гости — все мещане со чады и домочадцы, да и прочий градской люд, были взысканы щедротами и милостями хозяина. Утром 19 января княжеские слуги выкатили и к православной церкви, и к католическому костёлу по двенадцати бочек вина. Туда же притащили в корзинах, плетёнках, кошницах, на холстинах, на рогожах горы мяса и рыбы, пирожков и хлебов, солений и варений.

Панкрату князь строго наказал следить, чтоб всего было довольно, а буде чего не станет — вина ли, яств ли — добавлять тот же час вдоволь, чтоб всякому было и сыто и пьяно.

В помощь Панкрату отряжены были молодые холопы и казаки — глядеть, чтоб не было у церкви и костёла буйства, чтоб неумеренных питухов разводили бы с миром по домам.

На поварне и во дворе у Михаила Львовича крутилось целыми днями столько народу — не сосчитать.

Утро в Крещенье выдалось ясное, чистое. Высыпавшие на улицы туровчане крестились, радовались, обменивались мнениями:

   — Глянь-ко, небо-то какое ныне — синее да высокое.

   — Молитесь, православные, истинно сказано: коли перед крещенской заутреней небо чистое, то молитва до Господа дойдёт, и ни за какой облак не зацепится, и о чём попросишь, то и сбудется.

Многие, ещё не дойдя до церкви, уже просили у спасителя кому что было потребно.