Правка (СИ)

  Командир взвода связи, только что сбривший пейсы по этому случаю, запретил целовать пятку больного вождя и вместо целования в пятку или в седалище, предложил написать письма родителям и высказать свою скорбь по поводу этого трагического случая.

  После долгих мучительных часов плача и выдергивания волос из головы капитаном Бородавицыным, получился следующий текст:

  Дорогой ты наш, родной ты наш!

  Солдаты, офицеры вооруженных сил батареи Н-ского полка опечалены трагической новостью о Вашем недомогании. Ваше самопроизвольное мочеиспускание - трагический случай в жизни нашего народа и нашей батареи в целом! Дружный коллектив воинов управления зенитного полка постановил:

  1. Мочу и прочие выделения из организма гения всего человечества сдать в музей на вечное хранение.

  2. Добиться немедленного выздоровления И. В. Сталина, дабы он по-прежнему руководил вооруженными силами и советским народом, помня, что чем больше успехов в строительстве социализма, тем больше врагов, которые никогда не сдаются и потому подлежат уничтожению - расстрелу в затылок или работе на рудниках по добыче урана.

  3 В полном здравии и хорошем настроении приступить к строительству коммунизма под девизом: это есть наш последний и решительный бой.

  4 Повысить боевую готовность, чтобы осуществить нашу мечту и мечту трудящихся всего мира - освобождения человечества от ига проклятого капитализма силой оружия! Если враг не сдается - его уничтожают, как писал великий Ленин совместно с Максимом Горьким.

  5 Переименовать Москву в город Сталиноград на вечные времена.

  Подписали:

  Капитан Самошкин, командир;

  Секретарь партбюро, Бородавицын;

  Командир взвода лейтенант Слободан.

  Выздоравливайте, дорогой наш отец и да победит коммунизм во всем мире!

   11

  Текст телеграммы зачитал замполит Бородавицын. Он предложил утвердить ее поднятием рук.

  - Единогласно, - сказал Бородавицын. - Теперь, товарищи, мои несчастные товарищи, и я вместе с вами, и все советские люди вместе с нами, и мы вместе со всеми, должны отправить это письмо в Кремль, куда посылают все советские люди почтой. Почта находится в городе, там огромная очередь. Надо выбрать самых стойких, способных отстоять очередь и отдать лично в руки тому, кто принимает эти траурные письма. Кому мы доверим выполнить это важное, всемирно значимое поручение?

  - Еще не траурное, еще не траурное, - пропищал кто-то из солдат.

  - Виноват малость, хотя почти траурное, коль наш отец родной...

  - Описался, - брякнул я и получил от ефрейтора Слесаренко под дых.

  Наконец, делегатами были избраны: Бородавицын, ефрейтор Слесаренко и ефрейтор Славский.

  Мы втроем вышли из КП и направились в город на поиски почты.

  У почтового отделения уже стояла очередь около тысячи человек. Оказывается, пожелания скорейшего выздоровления посылали и родильные дома, а их пропускали в первую очередь. Дело в том, что малыши, которые появлялись на белый свет в это время, тоже посылали пожелания скорейшего выздоровления, потому что без выздоровления гения, отца всех детей, не может быть счастливого детства. Далее следовали передовики производства, и только потом шла живая очередь. Надо признать: никто не шумел, не возмущался, все были в состоянии шока и общались только глазами. Но и глаза были заняты: из глаз, у всех, лились слезы, море слез. Я тоже думал, как бы заплакать, но ничего не выходило, и я плакал насухо.

  - Ты бандер, совсем не переживаешь, - шепнул Слесаренко мне на ухо.

  Но Бородавицын тут же показал ему кулак, и Слесаренко замолчал до следующего дня. Для коллективных пожеланий существовала отдельная очередь, а отдельные граждане стояли в другой очереди. Одна старушка оказалась замыкающий под номером 9999. Она опиралась на клюку и причитала:

  - Спасибо, родной! ты отправил моего мужа и моих сыновей по ленинским местам сроком на 25 лет каждого строить коммунизьму, а меня ишшо не успел, выздоравливай скорей, вон, сколько врагов стоит в очереди.

  Молодой человек с выпученными глазами подошел, взял старуху за руку и увел в конец коридора. Старуха больше не появлялась.

  Делегация во главе с Бородавицыным мужественно стояла в очереди семь с половиной часов, и после посылки телеграммы в Москву вернулась на батарею. Было два часа ночи. За это время здоровье гения не улучшилось, а наоборот ухудшилось. Он еще несколько раз описался, не приходя в сознание.