Правка (СИ)

  ˗ Советскому офицеру положено знать о своих подчиненных больше, чем они сами знают о себе, - сказал я. - Но такого талантливого человека, как вы в этих вопросах я еще не встречал, признаюсь честно. Вы раньше работали в КГБ, должно быть, коль отличаетесь таким, я бы сказал, аналитическим умом.

  - Ну, вот видите, - подобрел капитан. - Вам надо сделать выводы. Своему командиру никогда не надо становиться поперек пути, наоборот, надо выражать постоянную готовность отдать за него жизнь.

  - Вы хотите, чтобы я стал вашим денщиком, так?

  - Молчать!

  Есть люди вспыльчивые, шумные с полным набором диктаторских замашек, всегда рубят из-за плеча, но быстро отходят, а есть тихие, вкрадчивые, немногословные, накапливающие обиды и прячущие их внутри себя. Это мстительные люди. Именно таких людей следует остерегаться, они помнят малейшую обиду и не могут успокоиться до тех пор, пока не придумают, самый изощренный способ мести.

  К таким людям принадлежал и капитан Залман Иосифович Узелевский. Он дал клятву самому себе, что согнет непокорного ефрейтора в бараний рог, а когда это произойдет, добьется его перевода, куда-нибудь под начало своего собрата по крови, которому при встрече даст добрый совет добить до конца этого выскочку.

  Он даже с матерью делился соображениями по этому поводу.

  - Брось ты, Залман, это дело. Что против тебя какой-то ефрейтор? Да он мальчишка. Ему, небось, и двадцати нет, - говорила мать. - Вспомни, какой ты был в двадцать лет. Ты был невыносим, я часто плакала...

  - Он парень, безусловно, умный и даже талантливый. Никто, кроме него, не может составить метеорологический бюллетень на основании полученных данных, да и принять эти сигналы, кроме него никто не сможет. Но он...часто смеется надо мной, я это вижу по его глазам, я чувствую это. Я должен сломить его. Во что бы то ни стало, иначе я буду не я.

  - А кем ты его заменишь? - спросила мать.

  - Я над этим вопросом уже работаю.

  - Ну, смотри сам, тебе виднее. Я тебе только советую, а вмешиваться в твои дела не собираюсь.

   13

   В субботу позвонила Аня Мильчакова из обсерватории и сообщила, что она закончила печатать рукопись моей пьесы "Новая эпоха" на машинке.

  - Если ты свободен, можем завтра встретиться в парке, после обеда, часа в четыре, - сказала она.

  - Спасибо тебе большое, ты настоящий друг, - сказал я. - Я постараюсь быть вовремя.

  - Какие новости у тебя?

  - Письмо получил.

  - От кого?

  - От отца.

  - Хорошее?

  - Нет, хороших писем не пишут. Отца мордует колхозное начальство. Я в ЦК Украины писал жалобу и сделал еще хуже. Жалею, что так помог родителям. Но сделать ничего не могу.

  - Я тоже получила, от матери. Тяжело ей, бедной.

  - Принеси завтра, почитай мне. Мне интересно, что пишут из Российской глубинки. Это очень для меня важно.

  - Договорились. Но ты свое тоже захвати. Идет?

  - Обещаю, - сказал я.

   Бедная, добрая Аня! Сколько вечеров она оставалась на работе, а то и днем, стараясь, чтоб, упаси Господь, никто не заметил, как она стучала по клавишам, пока не довела печатание пьесы до конца. Все дело в том, что любая пишущая машинка регистрировалась в особом отделе КГБ, и печатать на ней, кроме деловых бумаг, что-либо, категорически запрещалось.

  Аня больше всего боялась начальника. Если начальник обнаружит - беда. Когда же сотрудницы ее спрашивали, какой труд она печатает, Аня отвечала:

  - Начальник мне поручил отпечатать рукопись реферата своего племянника, да почерк у него, ужас! пишет, как курица лапой, разобрать невозможно.

   Аня пришла на свидание несколько раньше, наряженная, надушенная, и выглядела слишком шикарно рядом со мной в солдатской форме. Она обрадовалась. То, что я не принес ей ни одного цветочка, самого дешевого, не обидело ее, потому, что она знала: солдат - гол как сокол. Она мне очень нравилась, но полюбить ее не было никаких сил. Между ними стояла Нина. Даже если бы Нина была мертва, она бы все равно стояла между мной и Аней. Мы долго бродили по парку, она брала меня под руку, но я смотрел на нее, как на сестру и даже хотел ей сказать, что люблю ее как сестру. Аня угостила мороженым, долго смотрела мне в глаза и гладила по лицу, потом вздохнула и сказала:

  - У меня для тебя новость.

  - Если хорошая - говори, а если плохая молчи, хотя все равно говори: я к плохим новостям привык, - сказал я, стараясь сохранить безразличный вид.

  - Нина с мужем разошлась. Он оставил ее.

  - Почему?

  - Я не могу сказать. Как ты к этому относишься? Ты мог бы навестить ее или позвонить ей. Она уже не та, что была. И я думаю, что она сама ждет твоего звонка. Позвони, с тебя не убудет.

  - Зачем я ей нужен? Я не могу ничего предложить, а если что и могу, то гораздо меньше, чем тот сержант, который ушел от нее. Я принес бы ей очередное разочарование в жизни.

  - Какой ты смешной. Зачем человеку что-то нести, что-то давать. Надо отдать женщине свое сердце, а больше ничего, - сказала Аня. - Мне, например, этого было бы достаточно.