Правка (СИ)

  Из всех советских учреждений, читальный зал был самым тихим, уютным и самым уединенным учреждением. Я всегда любил посещать библиотеку, особенно публичную. А сейчас, после последних событий, происшедших со мной, и, едва не сдвинувших нервную систему со своей оси, я стал искать, возможного случая, чтобы записаться в городскую публичную библиотеку, расположенную в центре города. Здесь можно было уединиться, погрузиться в другой мир, в котором не было ничего того, что окружало меня теперь со всех сторон в реальной жизни.

   Любое свободное время я использовал, чтоб появиться в библиотеке, хотя бы на самое короткое В этот раз я заказал по одному тому Гете, Гейне, Флобера и сонеты Шекспира. С этим ценным грузом под мышкой, я вошел в полупустой читальный зал и сел у большого окна за стол, где могли сесть еще три человека и столько же напротив. В читальном зале было так тихо уютно, как в раю. Тут хорошо думалось, и отдыхала душа.

  К обеду народу прибавилось: за каждым столом сидело по два- три человека, а после обеда читальный зал был полностью заполнен. Рядом с мной сидела девушка, от которой несло тонким ароматом неведомых мне духов. Она что-то все время строчила, очевидно, письма, потому что исписанные листочки, загибала треугольником, а некоторые упаковывала в конверты.

  Я после прочтения главы из романа Флобера "Мадам Бовари", занялся сочинением стихов. Я обработал и переписал набело только три строфы, сочиненные ранее:

  Как я безрадостно живу,

  Как я бессмысленно страдаю

  И на зеленую траву

  Колени, молча, опускаю.

  Мир бабочек и рыжих пчел

  Заволновался, протестуя.

  За все, что на земле нашел

  Тебя, земля, благодарю я.

  За боль обманутых надежд

  И лет растраченных напрасно,

  За то, что мне в кругу невежд

  Свободно мыслить так опасно.

   Стихи получились, как мне показалось, неплохими, а главное, они соответствовали настроению, внутренней гармонии души. Просидев за столом свыше четырех часов почти неподвижно, я вышел на небольшой перерыв проветрится, и покурить, а, спустя минут пятнадцать, когда вернулся к своему рабочему столу, на листочке, рядом с восьмистишием, лежала, свернутая в трубочку записка.

  "Извините меня, но я совершенно случайно прочитала эти стихи и они мне так понравились, что я хотела бы переписать их, а без вашего согласия и ведома, я на это не могла решиться. Чьи это стихи? Если ваши - я поздравляю вас. У вас талант. У меня настроение сейчас так созвучно этим стихам... это просто не выразить словами. Я не могла дождаться вас, меня ждали. Позвоните мне. С приветом Лиля. Мой телефон 2-55-55".

  "Это еще что? - подумал я. Опять ловушка? Ну, кто она. Стихи понравились. Это хорошо. Посмотрим, не потерять бы номер".

  Лиля положила записку в последний момент, когда уже у нее не оставалось больше времени: ее у памятника вождю, на центральной площади перед домом ЦК партии и Дома правительства Белоруссии, ждала ее университетская подруга Августа.

   ***

  После того печального случая связанного с полетом американских самолетов над территорией Белоруссии, из Москвы приезжала бригада генералов во главе с маршалом Жуковым. Проверка была поверхностной и скоропалительной: Жуков приказал построить всех сотрудников штаба БВО во главе с командующим Смирновым, отцом Лили и не выслушав никаких объяснений, подошел к отцу вплотную и несколько раз ударил его перчаткой по лицу.

  - Все! Уходите, вы больше не командующий. Я вас снимаю с поста командующего.

  Отец плакал, рассказывая дома эту позорную историю, и даже пытался застрелиться. С матерью сделалась истерика. Все думали, что за снятием с поста командующего последуют и другие беды: разжалование, увольнение из рядов вооруженных сил, а то и арест. Но этого, слава Богу, не произошло. Отца вызвали в Москву и предложили пост командующего Забалькайским военным округом. Это было спасением, и все же это был удар по Лилии. Ей не хотелось покидать город, в котором она родилась и выросла, где получила высшее образование. Она ходила вся в черном, как молодая вдова, мучительно ища, за что бы зацепиться, чтобы остаться в городе. Как никогда раньше она хотела выйти замуж за Бориса Солодовникова, но Борис, как только все это случилось, быстро и окончательно переметнулся к Нине Луневой, еще вчера неразлучной подругой. Нина начала сторониться, избегать ее взгляда, ссылалась на занятость при случайной встрече, а потом и вовсе перестала общаться с Лилей. Вот тебе и подруга, под стать матери, которая так ценила поговорку: своя рубашка ближе к телу.

  Лиля ухватилась за мысль, что она не может бросить детей-пятиклашек, где она преподавала литературу всего два раза в неделю. Но как сказать родителям об этом? Не будет ли это очередным ударом для них, и так отец ходит за сердце хватается, все время валерианой от него пахнет.

  И вдруг, мучивший ее вопрос, разрешился неожиданно быстро и положительно: отец объявил, что она остается в Минске в той же квартире. По договоренности с генералом Солодовниковым, в ближайшие три года никто не будет ставить вопрос об освобождении квартиры, если там кто-то из членов их семьи останется жить.