Майор, взяв увольнительную, зашел в будку и тут же произнес:
- Проходи, парень, тебя уже ждут.
- Увольнительную отдайте.
- Ишь ты! ну, забирай.
Я вошел в широкий коридор с общий широкой лестницей и стал подниматься на второй этаж. Сердце у меня колотилось сильнее, чем тогда, когда я первый раз встретил Лилю у ворот парка. Дверь в квартиру была приоткрыта, я робко постучал и вошел в широкий и длинный коридор.
- Снимай свои сапоги и проходи в приемную. На диване лежит семейный альбом. Пока я соберу стол, полистай, чтоб не задавал мне потом вопросов, кто я, что я, идет? Ну, поцелуй хозяйку в щечку, не робей.
Я вручил Лиле жалкий букетик цветов, прилип к щеке, но поцелуй затянулся, губы Лили очутились в моих губах и она прилипла ко мне даже тем грешным местом, не встретив того твердого предмета, который предназначен для женщины самой природой. Я не то оттолкнул ее от себя, не то вырвался и сел в прихожей в роскошное кресло с альбомом в руках.
- Еще душ могу предложить, если не будешь возражать.
Я раскрыл массивный альбом с позолоченными обложками. Первое, что бросилось в глаза фотография генерал-полковника Смирнова в генеральском кителе, увешанном многочисленными наградами. На следующей странице маленькая Лиля на коленях у отца, обнимает худенькой ручкой отца за шею.
Холодный пот выступил на лбу, и тут появилась мысль: надо сматывать удочки. Если генерал, не дай Бог узнает, кто с его дочерью якшается - посадит. Как пить дать посадит. На следующих страницах мать Лилии - статная женщина со строгим выражением лица. Вот он Смирнов в компании Солодовникова и Лунева, а вот они на рыбалке и дети их уже подростки. Пересмотрев альбом, я осмелел и посетил библиотеку. У Лилии огромная библиотека на книжных полках от пола до потолка, ночник над изголовьем, большие плотные шторы оранжевого цвета на огромном окне.
- Ну, как нравится кровать? Я тут сплю одна, - сказала она, поправляя поясок на длинном халате, который скрывал ее фигуру.
Я поднялся и будто передо мной стоял командир, опустил руки на бедра.
- Да ты сиди, сиди, что ты весь какой-то... расслабься. Впрочем... пойдем в душ вдвоем. Ты натрешь мне спинку. Когда мои родители жили здесь, и не случилась та беда с американскими самолетами, это делала моя мать. А теперь некому. Я вот выбрала тебя для этой роли, как ты согласен?
- Нет, - сказал я излишне громко.
- Почему? я, что такая уродливая.
- Нет, не в этом дело.
- А в чем? Такая роскошная девушка так просто идет на такой шаг...
- Дело в том, что если это случится, а этого у меня никогда не было, - как я уйду отсюда. Я не смогу. Я должен на тебе жениться, а жениться солдату на дочери генерала это...это сверх возможного. Тут что-то не то. Вы уж простите меня...
- Глупости, идем. Я первая, а ты подойдешь через несколько минут. А там как получится. И у меня никого не было. Ты первый. Я даже не знаю, как это делается.
И Лиля побежала. Перед тем, как открыть дверь душевой, она сбросила с себя халат и я увидел ее , в чем мать родила. Ее красивая, стройная фигура светилась, как зажженная свеча, специально сработанная под женскую фигуру. Я понял, что эта фигура моя. Но еще я понял, что у меня дрожат руки, колени, что то место ради которого задуман весь этот невероятный спектакль, висит, как ливерная колбаса и вернуть его к жизни, сделать его живым, таким, чтоб он там, в огненной пещере, мог натворить такое, от чего женщина Лиля потеряет ориентацию, никак невозможно. Это страшный позор для мужчины и совершенно непонятный поступок для женщины.
Прошло все пять минут, таких длинных, таких мучительных. Наконец Лиля высунула голову и сказал:
- Ну, иди же, я вся горю, погаси этот пламень.
- Лиля, я сейчас, минуту подождите.
- Пойду - ка я, пока не поздно. Все равно от меня, как от мужчины никакой пользы нет, вон как дрожат колени и пальцы на руках.
У меня с собой ничего не было, только пилотка валялась в роскошном кресле, которое я все еще не передвигал к столу, чтобы его занять.
Я нахлобучил пилотку и спустился вниз. Дежурный, запомнивший меня, вежливо спросил:
- Вы уходите?
- Нет, я за баночкой кофе. Забыли кофе. Где тут можно достать.
- За углом налево.
Завернув за угол, я стал бежать, будто кто-то за мной гнался. Когда меня подобрал трамвай, я успокоился от гордости, что я совершил такое чудо. Если я расскажу ребятам в общежитии, они мне не поверят и будут только хохотать, дабы подчеркнуть, что я отъявленный лгун и пустомеля. Но никто не должен знать эту историю.
Если девушка любит парня и захочет ему принадлежать, она должна это обставить по-другому, какая-то прелюдия должна быть к такому поступку. А то, на тебе! Я голенька, а ты раздевайся. Это же явный подвох.
Я утешал себя все время обвиняя Лилю и в то же время думал о ней и о том, как я ее незаслуженно оскорбил, как женщину. Ну, подумаешь, начал корчить из себя недотрогу. Надо было сдаться и чао бамбино.
В общежитии ребят практически не было, а хотелось посоветоваться с Шаталовым, он парень далеко не глупый, к тому же, у него невест полно. Он спит с ними по очереди и ничего. Невесты им довольны.