Право безумной ночи

— Ну, это одна из версий. А потому господин Марконов счел необходимым нанять меня. Вот, подпишите бумаги и отдыхайте, выглядите вы скверно, честно говоря.

— Но я не минировала машину!

— То же самое сказал мне и господин Марконов. Потому я вам верю и считаю, что полицию сразу нужно поставить на место, иначе они примутся досаждать вам, а это ни к чему, учитывая обстоятельства. Вот, подпишите здесь.

— Быстрый вы какой… Почитаю для начала.

Марконов озаботился найти мне адвоката. Все так скверно? Неужели они действительно думают, что я могла… И погибла Ирина. Что она делала в моей машине, зачем взяла ключи и завела ее? И очевидно же, что тот, кто минировал машину, понятия не имел, что я собралась умереть, а потому никогда больше не села бы в эту машину. Это мне очевидно, а полиция скажет: раз ты собралась сигануть с моста, значит, просто хотела прихватить с собой еще кого-то. Глупо, но в полиции и не работают слишком умные персонажи — так, неудачники, которые не смогли по-другому реализоваться. И эти неудачники наделены нешуточной властью! Да, Марконов прав, как всегда. Мне нужен хороший адвокат.

— Все, Ольга Владимировна, выздоравливайте. Завтра встретимся.

— Завтра?

— Да, к вам придет следователь, и вы дадите показания — но только в моем присутствии. Следователь будет в одиннадцать, после обхода.

Он вышел, а я не могу перестать думать о том, что произошло. Бедная Ирина, как глупо погибла! Но что она делала в моей машине и кто мог заминировать ее? Кто ненавидит меня до такой степени, что готов взорвать? Ну, кроме меня самой? И Марконов… адвоката нанял, а сам и глаз не кажет! Это так похоже на него. Но оно, конечно, и к лучшему — выгляжу я точно не лучшим образом, учитывая, что чувствую себя как воскресший труп.

— Давай-ка поставим тебе капельницу.

Они не могут оставить меня в покое! Я вообще уже превратилась в стилизованную игольницу, но это, похоже, никого здесь не волнует.

— Лежи спокойненько.

Медсестра уже другая, эту я не видела. От нее резко пахнет духами, она высокая, рыжеволосая и какая-то нескладная, что ли.

— Как вы будете ставить капельницу, если я лежу на животе?

— Ничего, это не помешает.

Она подсоединяет меня к системе, и меня отчего-то раздражает ее возня — так долго она не могла попасть в вену.

— Ничего, потерпи. Уже последний раз.

Стены плывут, и тьма накрывает меня с головой, и глаза Клима так близко, и…

Что-то с силой бьет меня — все тело содрогается, и поясница болит немилосердно.

— Все, есть пульс! Быстро подключайте к аппарату очистки крови, плазму несите!

Кто-то кричит, а мне так больно, и что-то теплое струится по телу.

— Кровотечение открылось! Переверните ее на живот!

Меня переворачивают, боль становится нестерпимой.

— Новокаин! Быстро!

— Может, общий?

— Не перенесет, сердце никуда.

Я думаю о том, что столько боли мне послано абсолютно напрасно. Ведь это с каждой минутой укрепляет меня в желании вернуться на мост.

Они что-то делают со мной, а я превратилась в один сплошной нерв, чувствующий каждый толчок сердца, каждый вдох и выдох, и… Очистка крови?!Похоже, кто-то всерьез принялся за меня.

— Не надо больше новокаина, ей сейчас надо просто очистить кровь. Люда, неси плазму, что ты там копаешься.

Они совсем не обращают внимания на то, что внутри этого истекающего кровью куска мяса нахожусь я. И я все слышу и чувствую, хотя мне хочется сигануть вверх и показать им всем средний палец, но теперь, раз кто-то вознамерился меня убить, я назло выживу. Тем более что в моем доме проживает какой-то аферист, которого зачем-то впустили бестолковые и доверчивые близнецы. Мои Ребенок 1 и Ребенок 2 только на вид взрослые, а на самом деле у Матвея в сумке прячется игрушечный зайчонок — маленький, с мой кулак, он его в детстве просто обожал, а Денька таскает с собой резинового котенка — свою первую осознанную игрушку. Бестолковые дети, не видевшие в жизни ничего скверного, — я была их каменной стеной, защищала от невзгод, и теперь я сделаю все, чтобы это так и оставалось. Они пропадут без меня, теперь я это точно знаю. Прости, Клим, придется тебе немного подождать — наши дети пока еще совсем дети.

— Смотри на меня, Оля!

Это Семеныч — усталый, с потемневшим лицом.

— Ты меня слышишь?

— Ага.

— Кто это был?

— Медсестра…

— Которая?

— Не знаю. Я ее впервые видела.

— Ладно, полежи.

Он выходит, а я проваливаюсь в дремоту. Они чем-то стучат, переговариваются, а мне нет до них дела, я вся превратилась в кокон боли, и я не знаю, когда этому уже конец.

— Оля, не спи!

Такое ощущение, что они все решили доконать меня. Как — не спи, когда сил нет дышать?

— Отстань.

— Поверни голову и посмотри.

Я поворачиваю голову, свет нестерпимо режет глаза. У стены жмутся женщины в халатах медсестер.

— Которая?

— Нет… та была другая. Долго вену мне ковыряла, высокая, рыжая, молодая, резко духами пахла…

— У нас запрещено пользоваться парфюмерией на работе, — Семеныч вздохнул. — Ладно, лежи, отдыхай.

— А что…