Право безумной ночи

Денька совсем другой. Он умеет чувствовать нюансы, умеет сомневаться — и идет по жизни, глядя по сторонам удивленными глазами. Он позволяет Матвею иной раз командовать — но не потому, что ему не хватает характера, а потому, что ему это никак не мешает. Он умеет думать, анализировать, сопоставлять — в этом он похож на меня, и здесь мы с ним звучим на одной волне. Он мягче, чем Матвей, но абсолютно беспощаден, если приходится. Если он уверен, что по-другому — никак, его гибкий ум ищет такое решение, когда и волки сыты, и то, что осталось от коз, надежно спрятано. А вот Матвей в некоторых случаях как раз слишком прямолинеен. Они идеальная команда, дополняют друг друга, и я не знаю, как сложатся их жизни, но в том, что эти жизни будут складываться очень рядом, отчего-то уверена. У них есть друзья — общие, как одежда в шкафу, но они сами для себя — лучшие друзья. Мальчишки мои не пропадут, это уж точно — пока они есть друг у друга.

— Мам, ты видела?!

— Конечно. Ты молодец.

Я обнимаю своего Ребенка 1 — это очень редко удается с ним проделать, но сейчас он так счастлив, что позволяет мне «телячьи нежности» — и я этому рада.

— Сейчас Дэн поедет.

Машина сдвинулась с места плавно, Матвей немного ревниво следит, как внедорожник катит по дороге, делает разворот вокруг площадки, Денька за рулем выглядит спокойным, но я вижу, что он напряжен. Ну что ж. Значит, научатся они водить вот так. Ничего страшного, я думаю.

— Смотри-ка, мам, Дэн неплохо справляется.

— Согласна. Ты, когда трогаешься с места, сцепление осторожно отпускай, плавно, тогда машина скакать не будет, подшипники, опять же…

— Да я знаю, знаю. Мам, мы с Дэном решили купить машину.

— Этого еще не хватало! Чтоб мне ни минуты спокойной не было?

— Да ладно, мы же осторожно!

— Да вы-то, может, и осторожно, но полно граждан, которые ездят как полные идиоты, а на дороге ведут себя…

— Мам, я знаю, — Матвей берет меня за руку. — Но нам надо учиться, а это приходит с практикой. Мы уже и в автошколу записались — права надо получить…

— Другое дело. Автошколу я вам оплачу.

— Мам, мы же зарабатываем. Уже оплатили, не беспокойся. Кстати, мы и тебе купили кое-что. Придем домой — отдадим.

— А что?

— Ну, увидишь.

Мы гурьбой поднимаемся наверх — я немного отстаю, потому что бегать по ступенькам так, как бегают два молодых здоровых парня, пока еще не могу. Счастье уже то, что нет постоянной страшной боли, расплавленным свинцом заливающей тело.

— Ты в порядке?

Он оглянулся на меня и притормозил, дети пошагали дальше.

— Да, просто не могу пока так быстро.

— И не надо. Постой, отдохни.

Марконов спросил бы не так, он бы спросил: «Ты в поряде?» И оттого, что этот чужой мужик рядом и так смотрит на меня, моя душа еще сильнее тоскует по Марконову. Как-то раз я словно в шутку взъерошила ему волосы и теперь знаю, какие они на ощупь. И его щеки, заросшие светлой щетиной. Он где-то очень далеко — мой-чужой Марконов. Может, нашел себе молодую стройную телку, а я… Я не становлюсь ни моложе, ни красивее, но я так сильно люблю его, что у меня в груди все болит — от мысли, что он никогда не будет моим. Нет, возможно, когда-нибудь карта ляжет так, что у нас случится секс, но мне не секс от него нужен. Я хочу, чтобы он любил меня хотя бы вполовину того, как люблю его я. Не знаю, за что. Просто потому, что он есть на свете — такой.

— Ты что?

— Ничего, Валера. Потопали. Дети-то уже наверху давно.

— Ты точно в порядке?

— Конечно. Не обращай внимания, это я так что-то.

Не могу я сказать тебе о Марконове. Никому на свете не могу — я в принципе не в состоянии это обсуждать. Это только мое, я привыкла таить все внутри, наружу — ни-ни. Пусть все думают, что у меня все ОК, я не хочу ни жалости, ни злорадства — я вообще не хочу, чтобы кто-то знал, что у меня внутри — открытая рана, которая болит гораздо сильнее, чем оперированная спина. Да, я передумала умирать, но боль от этого слабее не стала. Я обречена любить Марконова, тяжело, безнадежно и безответно. А это значит, что я остаток жизни проведу одна — дети рано или поздно устроят свои жизни, а я буду завершать свой путь в нашей квартире. У меня ничего не останется, кроме воспоминаний. Ну да ладно.

— Похоже, ты совсем расклеилась. Оль, ну что происходит? Что тебя гложет?

— Я не могу это обсуждать.

— Не доверяешь?

— Не в том дело. Ну, просто не могу, понимаешь? Не знаю как. И произнести даже не знаю как — я даже думать об этом не знаю как. Ты извини, Валера. Некоторые вещи лучше оставить там, где они есть.

— Идем. Может, понести тебя?

— Нет, конечно.

Он молча поднимает меня на руки и тащит наверх. Марконову это бы и в голову не пришло — я крупнее его, он бы меня просто не смог вот так тащить по лестнице, а в руках у этого парня я, пожалуй, не выгляжу слишком крупной. И всем-то он хорош, кроме одного: я его не люблю и никогда не смогу полюбить. Ну, вот так по-идиотски я устроена.

— Что там с обедом?

— Мы с мальчишками все приготовим, отдыхай.