Право быть

Неужели укол в пятую точку самолюбия оказался настолько болезненным? Я-то предполагал, что, избавившись от неизвестности и ощутив цельность границ, Ксо сменит гнев на милость, а он наоборот…

Фрэлл. Кто мне сказал, что цельность — это хорошо? Мой личный опыт? Но единение двух созданий — совсем иная штука! А что чувствует тот, кому вдруг после многих лет неопределенности и бесформенности указали жесткие пределы?

Надо было задуматься заранее. Зыбкие границы — это тоже свобода, и пусть от нее веет опасностью, туман над топью многим кажется притягательнее, чем свежая кладка крепостной стены. Правда, воевать как раз становится удобнее… Не потому ли кузен бьет в барабаны?

— Она будет бесславно тобой проиграна.

— Пусть. Но я хотя бы один раз в жизни сделаю то, что нужно мне самому!

Фигура Ксаррона задрожала, поплыла и разлетелась в стороны обрывками теней, тающих, как туман под лучами солнца. А когда последний клочок прозрачной темноты исчез, я спросил о том, что внезапно оказалось самым важным:

— И ты все равно его любишь? Магрит улыбнулась:

— Конечно.

Я не сомневался в искренности ее ответа и ожидал, что он будет звучать именно так. Но удивлению, как и невольному раздражению, все же требовалось выйти на волю:

— Этого несдержанного, самонадеянного, безответственного юнца?

Сестра одним движением, то ли прыжком, то ли полетом, а может, сочетавшим в себе все возможные варианты, преодолела ступени лестницы и оказалась рядом со мной.

— Именно юнца. Я смотрю на него и вижу себя. Прежнюю. Глупую, беспечную и бесстрашную… — Лазурь глаз мечтательно посветлела. — Мгновения юности стоят любви, как ничто иное.

— Главное, не забывать вовремя возвращаться обратно, — ворчливо заметила кутающаяся в шаль Тилирит, покидая коридорный сумрак.

Она все это время была здесь и слышала гневные речи своего сына? Но почему не остановила, почему не…

— Ему нужно было это. В самом деле, — словно делая неуклюжую попытку оправдаться, заметила тетушка Тилли, прочитав вопрос в моем взгляде.

— Понимаю, — кивнула Магрит.

— Но увы, это не каприз.

Улыбка сестры стала еще шире, приоткрывая памятно увеличивающиеся в особых случаях клыки.

Да, для наивных и нелепых поступков Ксо обладает слишком большим опытом. Но если не каприз, тогда… Он действительно разозлился только потому, что не увидел в моих словах и действиях настоятельно необходимого ему отклика? Похоже. А причины наших совместных ошибок крайне просты: я всю жизнь считал кузена старше и мудрее, а онг в свою очередь, отводил мне роль младшего родственника, нуждающегося в поучениях и присмотре. Если бы я вел себя по-прежнему легкомысленно и беспечно, очертания мира, к которому так привык сын тетушки Тилли, оставались бы незыблемыми, надежно защищающими уютный покой и иллюзию свободы. Так было бы лучше? Несомненно. И мне, в конце концов, что стоило бы раскошелиться на подобный подарок и, сонно добравшись до края жизни, уйти в небытие до следующего пробуждения? Не особенно и дорого. Но трудность в том, что я имею право поступить и ровно наоборот.

Война? Как пожелаешь, братец. А что скажут другие?

— Почему ты позволила ему совершить ошибку?

— Молодой человек… — Тилирит перекинула небрежно заплетенную темно-рыжую косу за спину. — Ксаррон все-таки уже взрослый, хотя всеми возможными способами избегает принятия сей печальной истины. И если бы я его одернула, мой поступок только вернее убедил бы мальчика в мысли о собственной бесконечной юности. Пожалуй, сегодня он впервые попробовал вступить во взрослую игру, и меня, как мать, это радует.

— Даже если игра способна его убить? Болотно-зеленые глаза засмеялись.

— И кто говорит здесь о смерти? Тот, кто сам еще несколько дней назад нетерпеливо переминался с ноги на ногу у самого Порога?

Уже донесла, драгоценная?

«Поделилась впечатлениями», — хихикнула Мантия. А я-то, дурень, раньше считал, что тетушка сама все про всех узнает.

«Осведомленность может достигаться разными способами. Дружеская беседа — один из них». Беседа двух старых сплетниц. «Как тебе угодно».

— Если он умрет, то неизвестно, когда и где возродится. Но возражение, казавшееся мне неоспоримым и наиболее серьезным, даже не было принято во внимание.

— В том-то вся и прелесть! — ласково улыбнулась Тилирит. — У него появится следующая возможность…

— Начать сначала?

— Продолжить. — Что?

— Познание себя, разумеется.

Я непонимающе сдвинул брови, и тетушка, вздохнув с наигранной скукой, поманила меня пальцем к окну.

— Что ты видишь?

— Сад.

— И только?

— Деревья, аллеи, пруды, цветы… Много всего. Перечислить?

— Нет, лучше назвать одним словом, но необходимо выбрать единственно верное. Итак, что ты видишь?

Одним словом? Жучки, паучки, рыбки, песок, земля, камни, листья, шепчущиеся с ветром, облака в пронзительной лазури небес. Все это…

— Мир.

Она удовлетворенно хлопнула в ладоши:

— Умница! А теперь сделай последний шаг, даже полшажочка к истине. Мир — это…?

Лазурь, далекая и близкая. Бесконечно высокая и опасно глубокая, такая непохожая и вечно единая.

— Драконы.

— Верно!

— Насчет самих Нитей я не сомневаюсь, но как быть с тем, что возникает на них?