– Я устал тебя спасать, – он совсем обессилел.
– Так и не надо, – друг выглядел всё таким же безразличным. Не было в этих словах ни бравады, ни кокетства. Он и правда собирался себя похоронить.
– Разве ты сам не говорил, что если с одной девчонкой не получилось, надо просто перетрахать как можно больше других, и всё пройдёт? – Чонгук предпринимал последние попытки достучаться до него.
– Это было раньше, – Тэхёну говорить было сложно: он морщился от каждого движения, ему очевидно было больно. Это Чонгук с ним такое сделал. – Я тогда ничерта не знал, – он шепелявил немного, видимо, в один из ударов прикусил язык, – и говорил всякую чушь. Ты же всё равно мне никогда не верил.
Ему нечем было парировать. Он действительно не верил.
– Неужели тебе правда плевать? Если не на себя, то на меня, на отца, на Дженни? – В глазах Тэхёна что-то загорелось. – Ты хочешь, чтобы твой отец ещё одного ребёнка потерял? – Не то. – Неужели ты совсем не помнишь, как извинялся за своё поведение после лечебницы? – Не то. – А Дженни? Что она почувствует, если ты тут сдохнешь? – Ну конечно. С этого стоило начинать.
– Облегчение…
– Не ври себе, – резко оборвал его Чонгук, – она ни за что не почувствует облегчение.
– Это да, – Тэхён улыбнулся, и на фиолетово-красном его лице улыбка эта – кровавая и косая – выглядела пугающе, – она добрая, она меня любит.
– Так ради вашей любви, Тэхён, ради вашей любви, почему ты не можешь прекратить? – Чонгук не понимал, что он несёт, что из его рта за глупые, пошлые слова вылетают, но он стремился нащупать нерв. Наощупь, вслепую.
– Чонгук, – он не переставал улыбаться, – как же я могу жить, если знаю, что она меня любит и я её люблю, но мы не вместе? Из-за моего проёба. Скажи мне, зачем мне стараться? Если очевидно, что лучшее, из предназначенного мне, я просрал?
– Может она вернётся ещё, – он знал, что не вернётся, но использовал последний – самый грязный приём.
– Нет, Чонгук, – Тэхён тяжело вздохнул, закашлялся, прижал руку ко рту. Когда приступ хриплого, разрывающего кашля прекратился, на ладони у него остались сгустки крови. – Она не вернётся, – продолжил, как ни в чём не бывало, – и это правильно. Только больно пиздец, – и он снова закашлялся.
Чонгук размышлял над тем, что ему делать, ещё неделю. Но Тэхён стал выглядеть слишком плохо, он вообще перестал есть – организм не воспринимал даже супы, скинул килограмм 10, если не больше, и едва ли приходил в сознание. Он долго сомневался над тем, стоит ли говорить о своём плане Джису, и, в конце концов, поведал ей всё.
Она молчала. Долго смотрела на него, а потом сказала:
– Ты нарушил обещание, но я тебе это прощаю. Один раз. Проследи, чтобы она не пострадала.
– Хорошо. Я люблю тебя, – он долго сцеловывал с её щёк слезинки, а жена всё плакала и спрашивала, почему именно с её сестрой должно такое случаться.
Чонгук выбрал день, когда у Дженни была запланирована прогулка – по расписанию, составленному им же, и поехал к ней первой, изменяя своему привычному маршруту. Она не была против, когда он заходил сам – вручила ему запасные ключи и попросила не беспокоить её лишний раз, и парень по привычке прошёл внутрь маленькой квартиры, выгрузил из холодильника – крошечного, пожелтевшего от времени – испорченную еду и загрузил новую – Джису оказалась действительно не так плоха в кулинарии, и для сестры готовила каждую неделю.
Закончив с рутиной, он зашёл в комнату Дженни – и в принципе единственную комнату в этой халупе. Она занималась в наушниках, склонила голову над тетрадью, усердно что-то писала, и губы её шелестели, очевидно, проговаривая какие-то слова. Чонгук в который раз поразился аскетичной обстановке. Не было в помещении ничего, кроме узкой кровати, шкафа с книгами и письменного стола с неизменно включённой лампой. Лампа адски жужжала, и Дженни пользовалась наушниками именно для того, чтобы не раздражаться. Маленькое окошко под потолком не пропускало свет – квартира находилась практически в подвале.
Он похлопал её по спине, и она, как обычно, подпрыгнула от испуга, уставилась на него с изумлением. Всё никак не могла привыкнуть к его приходам.
– О, Чонгук, – дёрнулись её губы, и у него самого свело скулы – так устал от ненастоящих улыбок этих двоих, – привет.
– Привет.
– Я закончу упражнение, и пойдём, – она кинула быстрый взгляд на календарь, поняла, что наступил день прогулки.
– Хорошо, – он вышел на кухню, кое как уместился на единственном стуле, приготовился ждать.
Дженни вышла на удивление быстро. Накинула куртку – было всё ещё достаточно холодно – и они поднялись на улицу.
– Джису всё ещё злиться?
– Она о тебе заботится.
– Я знаю, – Дженни пожала плечами. – Я позвоню ей через неделю, как раз сдам IELTS к тому времени. Не можем же мы не разговаривать до моего отъезда.