Право – язык и масштаб свободы

Одним из основных преимуществ коммуникативного подхода к праву является то, что он позволяет перейти от упрощенной схемы правового регулирования как одностороннего процесса к рассмотрению права в качестве сложного полисубъектного взаимодействия, тем самым вводя в круг факторов, подлежащих изучению, не только волеизъявление одного из субъектов, но и ответную реакцию на него; другое достоинство данной концепции состоит в том, что коммуникативный подход позволяет в полной мере учесть обменную природу права.

А.В. Поляков определяет правовую коммуникацию через нормативное взаимодействие лиц на основе интерпретации социально легитимированных текстов и реализации присущих им прав и обязанностей, при этом исходя из эйдетического приоритета правомочия[219]. Эти критерии правовой коммуникации, как представляется, носят содержательный характер, поскольку могут быть и не явлены в непосредственном наблюдении. Для построения системы критериев их необходимо дополнить признаками, относящимися к форме правовой коммуникации, т. е., условно говоря, ее морфологическими аспектами (учитывая сложившуюся в ряде гуманитарных и естественных наук традицию применения предложенного И.В. Гете термина «морфология» к учению о форме и внешнем виде изучаемых явлений[220]).

Форма применительно к правовой коммуникации представляет собой внешний способ ее бытия, очертание, границу между нею и другими видами социальной коммуникации. В качестве содержания правовой коммуникации выступают конкретные требования, дозволения, запреты, юридические суждения и решения.

Согласно философии томизма, форма не отличается от идеи: «В самом деле, «идеей» по-гречески называется то же, что по-латыни именуется «формой»[221]; при этом форма предшествует возникновению вещи, либо в силу ее природы (например, огонь порождает огонь), либо как образец в уме ее создателя (например, форма дома – в уме архитектора)[222].

Одно из наиболее глубоких философских исследований феномена формы принадлежит отечественному мыслителю А.Ф. Лосеву, который отождествляет понятия «форма» и «выражение», раскрывая их в ряду с понятиями «факт» и «смысл». Форма, согласно Лосеву, – это особое видение факта, когда он берется в его соотношении с внешней реальностью (в отличие от смысла, который относится к внутренней жизни факта): «Выражение, или форма, есть смысл, предполагающий иное вне себя, соотнесенный с иным, которое его окружает; он – самораздельность, рассматриваемая с точки зрения иного, привходящего извне»[223].

Из определения Лосева вытекает, что формой предмета является то, каким он предстает перед наблюдателем. По существу, форма есть лицо вещи, и отсюда появляется новое определение: «Она – твердо очерченный лик сущности, в котором отождествлен логический смысл с его алогической явленностью и данностью»[224]. В авторской терминологии Лосева «логическим» называется все, что относится к мысли, т. е. идеальное, а «алогическим» – материальное начало. Таким образом, форма представляет собой материальное воплощение идеального содержания.

С точки зрения диалектической логики, как указывал Л.И. Спиридонов, форма есть обоснованное и опосредованное бытие, существенная определенность предмета – то, что отличает одно явление от другого в границах целого. Социальная форма опосредует связи индивидов с обществом, наделяет их общественными функциями, включает в систему общественных отношений и обеспечивает устойчивость социальной организации[225].

Исследуя с философских позиций феномен римского права, В.В. Бибихин обратил внимание, что наибольшее историческое значение имело не столько содержание законов, сколько их форма, конструкция, связанная с отчетливой определенностью и общей институциональной структурой[226]. Римское право представляло собой не столько набор норм определенного содержания, сколько институциональный правопорядок, который именно в силу своей системности смог возродиться в средневековой Европе, когда эта институциональная модель из прошлого стала идеей, в полной мере отвечавшей сложившимся интересам социальных акторов.

В ходе институционализации происходит эволюция человеческой деятельности от вариативных форм ко все более стандартным, от «импровизированных» к заранее известным, от разрозненных к согласованным, от индивидуализированных к общепринятым. Право является именно той сферой стабильности, точности, гарантированности поведения, где институционализация достигает своей высшей точки.

Идея правовой формы становится особенно популярной в рамках марксистского правового учения. В трудах К. Маркса и Ф. Энгельса, впрочем, это понятие не раскрывается. Из немногочисленных пояснений Маркса относительно общего понятия «форма» видно, что он понимал форму вполне традиционно – как способ выражения: «Дальнейший ход исследования приведет нас опять к меновой стоимости как необходимому способу выражения, или форме проявления стоимости…»[227].