Право имею

— Нам нужна «Скорая». Третья ранена. Серьезно, но не смертельно… что значит, почему раньше не сказали?.. Ник? — Глеб удивленно уставился на психа, тот улыбнулся во все зубы, развернулся идти к лестнице, но споткнулся об собственные ноги и рухнул лицом вперед. Больше он не вставал, за всем этим с перил спокойно наблюдала кошка. — А у Ника, кажется, еще серьезнее… — проворчал Глеб.

Лица Ева не чувствовала, словно была на приеме у стоматолога, который вместо десен заморозил ей щеку. Она забрала у Тимура шприц, остаток вколола в грудь прямо через тряпки. От нее на полу оставались красные разводы, к Нику шли такие же красные отпечатки обуви.

* * *

Ева впервые оказалась в этой больнице. Тут было много детей, их громкие голоса раздавались с первого этажа. Кажется, было время ужина. Бесстрастный и привычный врач, ни о чем не спрашивая, с водой оторвал ткань от тела, смыл кровь и начал зашивать по все тому же обезболивающему, что ей вкололи дома. Начал с груди, в то время как Ева сидела, откинувшись на спинку медицинского кресла, а в руку ей по капле поступала какая-то прозрачная жидкость, от которой было тепло. Она уже привыкла не задавать вопросов.

В комнату протиснулся Глеб с синяком над глазом, одетый в докторский халат. Кроме синяка других ран видно не было, и Ева почувствовала зависть.

— Никита выкарабкается, — шепотом сказал Глеб. Ева приоткрыла один глаз, над которым не было пореза и который не заплыл, спросила прямо:

— Что это за место?

— Детская больница. Леонид дает на нее деньги, очень много. И они без лишних вопросов зашивают и лечат нас.

Доктор продолжал орудовать иглой, делая вид, что его тут нет, и непонятно было, как он относился к такой повинности. Возможно, он считал, что это киллеры местного авторитета, которых постоянно кромсают в разборках. Скорее всего, он думал, что лучше так, чем лишать детей шанса на выздоровление.

— Ник нас спас, — кивнул Глеб и, больше не развивая тему, собирался выходить, но Ева окликнула:

— Как выглядела Вика?

— Как ты, — честно признал Глеб. — Только щеки были полные. У тебя впалые… И нос у нее был более округлый.

— Она просила передать, что ты не виноват, — Ева прикрыла глаза. После пережитого ей казалось, что она попала на курорт с оздоровительными процедурами. Неприятными, но после них будет так хорошо. Глеб потоптался на пороге, сверля затылок доктора взглядом, но решился сказать только:

— Виноват.

* * *

Никите выделили отдельную палату, прямо как в американских фильмах, с уютными занавесками на окне, с телевизором напротив кровати и небольшим полустоликом-полуподносом. Лицо его, впрочем, оставалось пепельно-серым. На открывшуюся дверь он отреагировал, приоткрыв один глаз, попытался улыбнуться так же, как раньше. Леонид сел на стул около кровати, упер локти в колени.

— Что? Будешь тыкать пальцем в рану? Наказывать? — спросил самоуверенно Никита, и бизнесмен покачал головой.

— Долго думал… пока сюда ехал. Наказывать тебя? За что? За то, что ты соврал? Если бы ты тогда сказал, что их похитили, я бы их взорвал. Но тебе-то их зачем спасать? Ты мог сдохнуть там же, с ними.

— Я же ненормальный, у меня нет логики, — глухо засмеялся Никита, по-прежнему глядя только одним глазом. Леонид раздраженно поджал губы, проворчал:

— Мне тут не рассказывай… Знаешь что, заноза в заднице? Следующий твой проступок прощаю. Вот так, можешь хоть трупы домой таскать, хоть… не знаю. Что тебе там еще в башку взбредет… Я бы их убил, правда. Но они тут, оба живы, — Леонид улыбнулся, будто не верил. — Глеб говорит, это как-то связано с кошкой.

— Врет, — заявил посерьезневший Никита.

* * *

«Очередное зверское убийство. Полиция отказывается комментировать. Сколько еще банда Чертей будет терроризировать людей? На этот раз они ворвались на завод, на котором производились освежители воздуха для машин, и убили всю рабочую бригаду. Десять безоружных человек…»

Выпуск новостей остановился на паузе, на экране был цех, в котором работала полиция. Не было уже видно трупов, только кровь на цементном полу. Экран с выпуском снова стал маленьким, основную часть теперь занимал парень со светлым ежиком волос, но в черной маске на половину лица. Из-за маски его голос звучал приглушенно:

«Ага. Бедные рабочие, как жаль… Видите ли вы тут те самые коробки с елочками для машин? Нет, и я не вижу. Цех уже давно использовался не по назначению, и вот у нас статья журналиста «Будущего», где он рассказывает, как его возили в тот цех и угрожали пытками и расправой. Угрожали, демонстрируя что-то похожее на кровь по стенам. И возили, надо полагать, те самые «безвинные» рабочие. А знаете, что я нашел на этих рабочих? Михаил Груздев, отсидел за разбой и побои. Его жертву отключили от приборов из «экономии», у нас же нет в стране денег содержать людей в коме. Но это не убийство, что вы. У десяти из пятнадцати «рабочих» такие характеристики. Убийства, разбой, изнасилования. Ивлевка нервно курит! Каких «хороших» ребят Черти положили! Да вы что!»

— О, Калинин, — произнес Ник, ткнув в экран, на котором шло видео. — Надо было ему привет оставить.