Право имею

Ева закрыла ладонью нижнюю часть лица, как маской, отвернулась. Её сейчас бесил Глеб, такой понимающий и правильный. Она не знала, какой реакции хотела от него, начиная рассказывать.

— Иногда мне не хватает отца, — признался Глеб. — Он во многом был не прав. Но… Вряд ли я стал бы таким, если бы не его участие. Посмотри на меня. Интеллигентный и сдержанный. Ты смеялась, когда я сказал, кто мои родители. Но это тоже сделал отец. Он не причинял мне специально зла, а я убил его. Может быть, Кира убили, как только кончилось расследование. Но именно в тот момент я должен был стрелять. Того человека… прости, не помню имени твоего парня. Так вот, его было уже не спасти. Ты спасала себя. Но, если тебе станет легче, я рад, что ты спасла. Конечно, Черти часто менялись при мне, но мне совсем не всё равно, кто мог бы сидеть напротив.

— Так я бы не умерла, если б забила, — снова попыталась усмехнуться Ева, и в этот раз получилось почти не надломлено. Глеб смотрел так, словно она и сама всё осознавала, и знала, что он понимает.

— Леонид, по сути, спасает не нас. Он спасает это чувство в нас, — осторожно продолжил Глеб. — Чувство собственного достоинства. Что наше спокойствие стоило человеческих жизней. Ты представляешь того человека на месте всех, кого убиваешь? Чтобы ненавидеть их?

— Нет. Ты, конечно, удивишься, но, чтобы ненавидеть людей, мне не нужно кого-то вместо них представлять. Я и раньше с этим прекрасно справлялась.

— А я первое время на месте каждого авторитета видел отца. Потом прошло… а потом это задание с охотником на проституток, — Глеб вздохнул, снял очки и помассировал переносицу. — К этому не привыкаешь. И чувства не стираются со временем. И рутиной это никогда не станет. И мы послушным оружием никогда не будем. Но моё приглашение всё ещё в силе. Если что-то ещё будет волновать — приходи, говори. А сейчас… твоя очередь кормить собак. Скоро ночь, а ты к ним так и не ходила.

Ева поспешно поднялась, словно провинившийся работник, быстро отправилась на кухню за кормом.

Первое время собаки относились к ней как к чужой, но еда подкупила и их. Ева сейчас могла кормить их с рук. Собаки были самые разные — средних размеров лайки, небольшие дворняжки, похожие на терьеров. Некоторым находили хозяев, но в дом за ними никто не приходил. Кто-нибудь просто увозил собак в город. Место тут было чем-то вроде частного собачьего приюта — взамен пристроенной собаки Леонид привозил новую. Ева даже не успевала к ним привыкнуть, достаточно долго тут был только старый дворовый чёрный пёс в последней клетке. Самый спокойный из всех, уставший от улицы, с бельмом на одном глазу, он, кажется, думал, что это — собачий рай. Что после такой жизни заслужил всё это.

У Евы не было ни собак, ни кошек. Пару раз она возила в город собак из этого «приюта» и каждый раз думала о том, что они покидали этот ад, уходили в любящую семью.

Они делали для собак то, чего не смогли сделать для Тимура.

* * *

Он не заметил, как стемнело. Ладно бы только на улице — в квартире тоже воцарился полумрак, только два монитора светили в комнате. Один — рабочего ноутбука перед ним, на экране которого шли непонятные обывателям коды, складывающиеся на второй половине экрана в картину сайта. На втором, более старом, ноутбуке, который стоял в паре метров от него, был включён ютуб. Предсказуемо по телевизору обвиняли во всём зачинщиков протеста, самих протестующих и прокручивали, как фильмы ужасов, самые впечатляющие моменты с того ада, что начался после брошенного файера. Чего он не ожидал, так это того, что люди, которых он всегда слушал, теперь наперебой будут обвинять его. Обвинять того, кто поджог полицейских. Его, и это после того, как те же полицейские стали стрелять в безоружную толпу. После всех тех видео с избитыми, всех рассказов о том, что происходило в автозаках ещё до того, как арестованных успевали довести до участка. О тех ранах, что списывались на сопротивление. После того, как полиция не выдала ни одного из тех, кто бил, убивал, стрелял. После всего этого люди смели обвинять его в отсутствии гуманности.

Первые несколько дней он не мог работать, не мог смотреть видео. Сказался на работе запившим и попросил пару дней прийти в себя. Кажется, ему даже не поверили. Да, он был оглушён страхом, но больше страхом за то, что смог сделать он, сам. Своими руками. Он до сих пор помнил крики. Странно, но в тот самый момент не было почти ничего — только небольшая дрожь в руках. Он не запаниковал и смог уйти оттуда вполне спокойно, как планировал. Обошёл оцепление, смог переодеться в начавшемся беспорядке. Успел скинуть в мусорку засветившиеся вещи. Он вёл себя так, будто сто раз это проделывал, словно он был профессионалом, а не они. Он гордился собой, адреналин кружил голову. Потом вернулся в пустой дом, включил в прихожей свет. Раздеваясь, достал телефон и нашёл видео со своим броском — его уже залили. Первой мыслью было: «Да я тут совсем на себя не похож. Вон какой здоровый парень, плечи широкие. На вид под тридцатку, прям дяденька».