Караев Александр Николаевич. Ничем серьезнее ОРВИ и ангины не болел. Все в норме. Типичный середняк. Повезет — человеком станет. Нет — будет как все: сперва гопником, потом обывателем. Впрочем, с такой матерью какое уж тут «повезет»…
— Учишься-то как? — заполняя карточку, спрашивает доктор.
— Нормально, — мальчик словно штампует этим словом разговор.
— Кем стать хочешь?
— Гонщиком.
— Почему?
— Гонщик может гонять, — мальчик изображает руками, как он рулит автомобилем.
— Логично, — соглашается доктор.
Заполнив карточку, доктор достает листочек с пунктами теста и начинает задавать стандартные вопросы. Ответы, как и следовало ожидать, тоже стандартные, в приделах возрастной нормы.
— Хорошо. Позови маму, — говорит доктор.
Мальчик бурчит:
— Дасвидань…
Входит женщина, в глазах — надежда и страх.
— Ну как?
— У вас совершенно нормальный, обычный современный ребенок. Гонщиком хочет быть. Никаких отклонений. Мой вам совет — поменьше ненужной информации. Телевизор, Интернет… Он спортом занимается?
— Мы во дворец молодежи на теннис ходим, — кивает мать.
— Вот и отлично! — доктор улыбается. — Всего вам доброго.
— А как же стихи? — непонимающе смотрит на него женщина.
— То, что он сочиняет — это замечательно, другой момент, что тематика… Она навеяна окружающим миром. А все остальное — всего лишь совпадение. Случайность. Поверьте мне.
— Да, да, — мать опять кивает. — А то… мы уже подумали…
— Что?
— Что он как Дэмьен из «Омена»…
Доктор коротко материться — про себя. Господи, зачем ты придумал… Впрочем, это уже было. Каменный век какой-то!
Мальчик просовывает голову в дверь.
— А я еще стих придумал! — говорит он, улыбаясь. Улыбка у мальчика хорошая, с ямочками на щеках.
Мать охает. Доктор улыбается в ответ.
— И какой же?
Мальчик важно входит в кабинет, выставляет вперед ногу и громко, «с выражением», произносит:
Он был высоким, этот дом,
В нем было десять этажей.
И люди мирно жили в нем.
И вот теперь там нет людей.
— Саша! — кричит мать.
— Ничего, ничего, — успокаивает ее доктор и тихо добавляет: — Вы ему книги подсуньте, поэзию. Что-нибудь не откровенно детское, но и не слишком сложное. И вот вам моя визитка. Если что — звоните…
Телефонный звонок рвет сонную ткань ночи. Доктор ощупью находит трубку на тумбочке, недовольно рычит:
— Да! Кто это?
— Здравствуйте… — дребезжит в ухе рыдающий женский голос. — Это мама Саши Караева… Вы просили звонить, если что-то…
— Сейчас четыре часа! — раздраженно говорит доктор.
— Простите, но тут… тут такое!.. — женщина откровенно плачет.
— Да что случилось-то? — полностью проснувшись, доктор садится на кровати.
— До-ом о-обрушился-а! — воет трубка.
— Чей дом? Ваш?
— Соседни-и-и-й…
— Как обрушился? Взрыв?
— Не зна-а-а-ю-ю… Ночью вдруг все зашаталось, а потом пожарные, милиция, «Скорые»… Доктор, это Саша, да?!
— Успокойтесь, — доктор проводит рукой по лицу, вздыхает. — Успокойтесь, я вам говорю! Примите успокоительное. И ложитесь спать. Завтра приведете мальчика ко мне. Всего доброго.
Мальчик смотрит на календарь. Там шустроглазый розовый кролик жонглирует разноцветными витаминками «Чудо-юдо». Доктору календарь не нравится, но фирма, производящая витамины, говорят, спонсирует главврача. По крайней мере, та приказала развесить рекламу во всех кабинетах и настоятельно рекомендовала выписывать пациентам именно эти витамины.
— Скажи мне, почему ты придумал это стихотворение про дом, — просит доктор, внутренне содрогаясь от непрофессиональности вопроса.
Он уже видел сюжет о разрушившемся здании на улице Самсонова в утренних новостях, как раз между сообщением о сгоревшем в аэропорту Анкары Боинге-737 и «новостью часа» из США — отец пятерых детей перестрелял всю семью, потом ворвался в супермаркет, открыл беспорядочную пальбу и в итоге застрелился сам.
О доме на улице Самсонова сообщили следующее: произошла просадка грунта и конструкции десятиэтажного здания, построенного в середине 70-х годов прошлого века, не выдержали. Дом сложился как карточный. Из двух сотен человек выжило семеро.
«И вот теперь там нет людей…»
— Не знаю, — пожимает плечами мальчик. — Захотелось.
— А сейчас ты можешь придумать какой-нибудь стишок?
— Не-а…
— Почему?
— Не хочется.
Доктор настойчив. Он злится. После разговора с мальчиком предстоит беседа с перманентно рыдающей мамашей. Ей необходимы ответы и результат. Доктору тоже хочется понять, с чем он столкнулся.
— А что нужно, чтобы захотелось?
— Не знаю.
«Круг замкнулся, — думает доктор. — С „незная“ начали, „незнаем“ и закончили».
— Давай договоримся — как только тебе захочется придумать новое стихотворение, ты скажи об этом маме или мне, ладно?
— Ладно, — легко соглашается мальчик. — Маму позвать?
— Да, позови.
К удивлению доктора, мать не плачет. Она спокойна и даже где-то замкнута.
— Теперь вы верите? — спрашивает она, глядя в угол.
— Во что? — удивляется доктор. — В то, что ваш сын может убивать словом? Нет, конечно.
— Тогда посмотрите, что я нашла у него под подушкой…
Доктор вертит в руках уже знакомый розовый стикер. На листке всего четыре строчки:
Турецкий самолет
Отправился в полет.
Люди в нем летели,
А потом сгорели.