Право крови

– А-а, добрый Ульдиссиан!

Этим словом торговец предварял имя каждого, кроме собственных домочадцев, чем неизменно заставлял Ульдиссиана улыбнуться. Казалось, собственной привычки сам Кир за собою не замечает.

– Как у вас с братом дела?

– Э-э… в порядке дела, мастер Кир.

– Вот и ладно, вот и ладно.

С этим торговец вернулся к делам. Венчик серебристых волос вокруг голого, точно колено, темени и живой, умный взгляд – все это делало Кира куда больше похожим на лицо духовного звания, чем любой из облаченных в ризы священнослужителей. Положа руку на сердце, Ульдиссиан и в речах его находил куда больше смысла, и относился к Киру с немалым почтением – отчасти потому, что торговец, один из самых образованных в Сераме людей, взял под опеку Мендельна.

Вспомнив о брате, проводившем в фактории куда больше времени, чем на ферме, Ульдиссиан огляделся вокруг. Подобно брату, ходивший в полотняной рубахе, килте и сапогах, схожий с братом чертами лица – особенно карими глазами и шириной носа, Мендельн с первого же взгляда заставлял всякого невольно усомниться: да вправду ли перед ним простой крестьянин? И в самом деле, с хозяйством-то Мендельн помогал без отказа, однако призвания к крестьянскому труду явно не чувствовал. Его всегда привлекало другое – изучение, постижение сути всего на свете, будь то жуки, копошащиеся в земле, или слова на каком-нибудь одолженном у Кира пергаменте.

Ульдиссиан тоже умел читать и писать, и достижением этим немало гордился, но видел в нем только практическую пользу. По нынешним временам приходилось заключать множество договоров, а условия каждого требовалось записать, а затем еще убедиться, что в них все сказано верно… Вот такую грамоту старший из братьев вполне понимал. Ну, а чтение ради чтения, учение ради познания того, что наверняка не пригодится в повседневных трудах… нет, Ульдиссиана подобные увлечения обошли стороной.

Брата, на сей раз приехавшего в деревню вместе с ним, поблизости не оказалось, однако внимание Ульдиссиана привлекло еще кое-что – посетительница фактории, взглянув на которую он вновь вспомнил о неприятном происшествии в «Кабаньей голове». Поначалу он решил, что перед ним спутница того самого миссионера, подвернувшегося под горячую руку, но затем, когда юная девушка повернулась к нему лицом, крестьянин увидел: нет, ее одеяния совсем не таковы. Грудь ярких лазорево-синих риз украшало золотое изображение барана с огромными витыми рогами. Ниже располагался переливавшийся всеми цветами радуги треугольник, достававший вершиной до самых бараньих копыт.

Остриженные по плечо, волосы девушки обрамляли округлое, пышущее юностью и весьма, весьма миловидное личико. Однако, на взгляд Ульдиссиана, в нем кое-чего не хватало, и это начисто отбивало всякое влечение к ней. Казалось, она – не человек, а лишь пустая видимость, кукла.

Подобных ей – истовых, непоколебимо твердых в собственной вере – Ульдиссиан уже видывал. Видал он и подобные одеяния, и, отметив, что эта девица одна, с внезапным ужасом огляделся вокруг. Эта братия никогда, никогда не странствовала в одиночку – только втроем, по одному из каждого ордена…

Серентия принялась показывать ему какие-то дамские безделушки, однако Ульдиссиан слышал лишь ее голос, но не слова. Может, уйти отсюда, от греха подальше?

Но тут рядом с девицей возник еще один тип – человек средних лет, подтянутый, крепкий, с аристократическими чертами лица. Пожалуй, его слегка раздвоенный подбородок и высокий лоб должны были казаться прекрасному полу не менее привлекательными, чем мужчинам – внешность девицы. Одет он был в золотые ризы с глухим стоячим воротником, также украшенные переливчатым треугольником, однако на сей раз над треугольником красовался зеленый лист.

Третьего из их шайки поблизости видно не было, но Ульдиссиан знал: он (или она) наверняка где-то рядом. Служители Церкви Трех надолго друг с дружкой не расставались. Если миссионеры Собора нередко странствовали в одиночку, последователи Трех всегда орудовали тройкой. Проповедовали они путь Троицы, трех духов-покровителей – Балы, Диалона и Мефиса, якобы неусыпно заботящихся о всяком смертном, что твои любящие родители либо благосклонные наставники. Диалон был духом Целеустремленности – отсюда и упрямый баран. Бала воплощал собой Созидание, а символом его служил лист. Мефис же, служитель коего куда-то исчез, был воплощением Любви. Послушники этого ордена носили на груди изображение красного круга – повсеместно распространенного в Кеджане символа сердца.

Не раз слышавший проповеди представителей всех трех орденов и не желавший рисковать повторением учиненного в таверне скандала, Ульдиссиан отодвинулся в тень. Но тут Серентия поняла, что Ульдиссиан ее больше не слушает. Упершись руками в бедра, она уставилась на него тем самым взглядом, что в детстве неизменно заставлял его уступить.

– Ульдиссиан! Я думала, ты хочешь взглянуть на…

Но он оборвал ее:

– Серри, мне ехать пора. Твои братья собрали, о чем я просил?