Перед Ульдиссианом возник, закружился в воздухе вихрь, немедля подхвативший с земли всю пыль пополам с мелким мусором. Рукотворный смерч ударил Ульдиссиану в лицо, на миг лишив его зрения.
Священнослужитель сосредоточился, и…
Отмахнувшись от густой пыли, Ульдиссиан разозлился на себя самого за то, что не ждал чего-нибудь в этом роде. Ослепленный, он приготовился к самому худшему: ведь за первым ударом Малика наверняка последует и второй, куда более подлый.
Однако пыль тут же осела… а от верховного жреца на поляне не осталось даже следа.
Сын Диомеда растерялся и замер, ожидая какого-нибудь подвоха, но Малик даже не думал, возникнув из ниоткуда, продолжить бой. Вместо этого изящные, тонкие руки обняли его сзади, и голос Лилии объявил:
– Ты одолел их, Ульдиссиан! Ты спас нас всех и от церковника, и от его демонов!
Оглядевшись вокруг, Ульдиссиан увидел лишь трупы мироблюстителей да двух адских тварей. По крайней мере, трое из церковников оказались поражены стрелами, а это значило, что он защищал своих не один. Ахилий уже стоял рядом с Серентией, утешал дочь торговца, как мог.
– Прости ее беспечность, любовь моя, – негромко добавила Лилия. – Она вовсе не думала подвергать нас опасности.
Ульдиссиану захотелось подойти к Серентии и объяснить: дескать, он понимает, что Малик завладел ее разумом… но, поразмыслив, крестьянин решил предоставить дело охотнику. Кто-кто, а Ахилий уж постарается успокоить безутешную девушку!
– Ты был просто изумителен! – продолжала аристократка, едва не захлебываясь от восторга. – Теперь видишь, любовь моя? Теперь видишь, что тебе все по плечу, что ничему на свете не преградить тебе путь к нашей цели, к нашей мечте?
Естественно, он все понимал, и сам не уставал дивиться собственным же свершениям. Один из высших иерархов Церкви Трех обратил против него и чары, и воинов, и чудовищ, однако остался с носом. Что еще в силах противопоставить ему
Однако без новых
– Пусть приходят, кто пожелает, – сам того не сознавая, пробормотал Ульдиссиан. – И
Лилия, обойдя его, встала сбоку. Глаза ее ярко блеснули в свете костра.
– Ульдиссиан! Ты слышал, что сказал этот церковник? Он назвал имя, ты слышал?
Этого Ульдиссиану припомнить не удалось.
– Имя? Какое имя?
Губы Лилии приблизились к самому его уху.
– Он сказал: «Люцион». Церковник назвал это имя демонам!
С этими словами она устремила взгляд на подходящего Мендельна. Ульдиссианов брат вздрогнул.
– Вот ты! Ты ведь слышал, не так ли?
Мендельн заметно замешкался, собираясь с мыслями, и согласно кивнул.
– Да. Я слышал от него это имя. Я слышал, Ульдиссиан.
Люцион… К этому самому имени взывал перед смертью тот, первый демон. Сегодня им воспользовался и Малик.
Нет ли какой-нибудь связи между Церковью Трех и загадочным Люционом? Между
При этой мысли Ульдиссиана охватила нешуточная тревога. Демоны в услужении у Церкви Трех… Что это может значить?
И
Глава девятая
Малик кричал и кричал… снова… и снова… и снова…
Кричал, но никто его не слышал… только не здесь, в тайной обители его господина. Кричал, моля об избавлении от мук, пусть даже знал: без позволения Примаса никто не придет… что может вообще никогда не случиться. Господин может устроить так, чтоб мучения Малика длились вечно!
Подстегнутый страхом, верховный жрец закричал вновь.
Но вдруг боль разом унялась. Задохнувшись, Малик мешком рухнул на каменный пол. Осязаемость пола привела его в немалое изумление: ведь он мог бы поклясться, что окружен бескрайним морем игл и огня.
– Вместо тебя я мог бы поручить дело любому послушнику-первогодку и достичь столь же блестящего результата, – раздался над головой голос Примаса.
В его голосе не чувствовалось ни намека на мягкость и незлобивость, коими глава Церкви славился среди правоверных. Однако ж Малику сей леденящий кровь тон был знаком, прекрасно знаком. Правда, прежде он неизменно адресовался другим, а вот ему еще
А из тех, к кому он
– Как я разочарован в тебе, – продолжал Примас. – Я возлагал на тебя столь большие надежды, мой Малик, столь большие надежды! Кто пробыл моим фаворитом много дольше любого другого из смертных?
Вопрос был отнюдь не риторическим, это Малик понял сразу.
– Й… й-я, о великий…
– Да… да, мой Малик, именно ты. Ты прожил на свете вдвое дольше любого человека и за это время – возможно, ты помнишь? – стал свидетелем преждевременной смерти доброй полудюжины собратьев…
Вот теперь верховный жрец Ордена Мефиса окончательно убедился в том, что жизнь его подошла к концу, и, набравшись решимости, поднял на господина взгляд.