Право крови

– Всем вам нынче воздаю я честь, но этот кубок сейчас поднимаю за того, кто узрел меня королем раньше, чем это сделал я. Граф Уорикский Ричард Невилл, чей отец стоял плечом к плечу с моим и погиб вместе с ним. Чьи дядя и брат сражались вместе со мной при Таутоне, когда снег падал и застил нам глаза. Истинно вам говорю: без его помощи я бы здесь сегодня не стоял. Вот за кого я поднимаю свой кубок. За Уорика!

Все встали, шумно задвигав стульями и спеша присоединиться к тосту. Ричард Уорик, который единственный остался сидеть, как мог, игнорировал перешептывание и смех одного из братьев Элизабет. Мелкие людишки с дешевой, никчемной родословной. Граф Уорик благодарственно склонил перед Эдуардом голову.

Когда поднабравшийся король шлепнулся обратно на стул, Уорик услышал вопрошающий голос Элизабет. Она прикрывала рот рукавом, но ее слова вполне отчетливо доносились до слуха ее соседей по столу:

– Но он не мог бы победить без тебя, моя любовь. Разве не это ты имел в виду?

Эдуард, похоже, не придал значения этим словам, донесшимся до всех. Он только хмыкнул и покачал головой. Слуга поместил перед ним блюдо с почками, шипящими с пылу с жару, вызвав у монарха обновленный интерес. Это было видно по его оживившимся глазам и по тому, как он поддел несколько штук ножом. Молодой король был чересчур навеселе и не сознавал громкости разговора и смеха за столом, которые сошли до бормотания и перешептывания. Половина Вудвиллов, подбодренная словами Элизабет, восторженно ждали, что прозвучит в ответ, и сверкали глазами друг на друга поверх льняных платков-салфеток.

– При Сент-Олбансе, Эдуард? – продолжала наседать королева. – Ты сказал, что не мог бы там без него победить. При Таутоне тебе пришлось лично повести войско, чтобы в сражении наступил перевес. Мой брат Энтони сражался на другой стороне – да ты его уже простил, моя любовь. Энтони видел, что ты просто колосс и лев, истинный Геркулес на поле брани!

Элизабет поглядела вдоль стола на быковидного мужика, держащего в волосатых лапищах кус мяса, с которого стекала подливка, попадая прямо в пиво.

– Ты видел на поле в Таутоне милорда Уорика, Энтони? Говорят, он сражался в центре.

– Его я не видел, – разулыбался в направлении Ричарда этот мужичина.

До сего момента брат Элизабет держался достаточно благоразумно. Вероятно, он считал, что его сестра намеренно подзуживает графа Уорика, упиваясь обидным подтруниванием над ним. В глазах же самого Уорика низкопородная королева была донельзя серьезна, выщупывая в нем какую-нибудь слабость. Он улыбнулся, поднимая кружку и делая легкий кивок в ее честь.

К его удовольствию, Ричард Глостер на другом конце стола откликнулся тем, что тоже поднял кружку и воссиял улыбкой. Было в этом что-то доподлинно забавное. Интересно, сознавал ли этот мальчишка, что таким образом вынул жало из неприятного момента, или же это просто была удачная ошибка по доброте душевной, как нельзя кстати совпавшая по времени. Паренек был достаточно умен (на этом сходились все его наставники), но только еще очень молод. И тут – вот это да! – юный Ричард ему еще и подмигнул, получив в ответ от Уорика восхищенный взгляд. В самом деле, ну как такого чертенка не возлюбить!

* * *

Виндзорский замок был одновременно крепостью и родовым гнездом, однако тепло, увы, среди его атрибутов никогда не значилось. И всякий раз, когда страна поворачивала к предзимью, а дни становились короткими и морозными, ко всем обитателям замка неизбежно возвращалась память о Таутоне, оживая тревожными снами о снеге и крови.

Облокачиваясь о голую каменную стену со своим братом Джорджем, Уорик знобко подрагивал. За прошедшие год-два архиепископ Йоркский заметно раздался вширь, хотя иной раз, когда выпадала возможность, все еще фехтовал до пота со своими братьями. Однако с прибытием ко двору Вудвиллов таких часов досуга выпадало все меньше.

– Право, как странно, – поделился Джордж своими мыслями. – Летом я сетовал на жару. Помнится, она казалась мне невыносимой, но память о ней сейчас кажется чем-то неправдоподобным. Когда земля белеет, а воздух становится морозным, я внушаю себе, что многое отдал бы, чтобы снова поистекать потом – но если б такое произошло, я, несомненно, вновь изнывал бы по возвращению таких вот холодов. Человек – ненадежное создание, Ричард. Переменчивое. Пусть и не весь род человеческий, но, во всяком случае, архиепископы.

Приязненно глядя на брата, Уорик усмехнулся. В своем сане архиепископа Джордж обладал большой силой и влиянием – этим его превосходили лишь кардиналы в Риме. Однако он сохранял в себе дух молодости и улыбнулся сейчас брату с проказливой смешинкой. Дрожали же они оба оттого, что в помещениях рядом с королевским залом аудиенций перестали топить камины.

Ричард Уорик томился здесь уже с час, а казалось, что не один, а все шесть. Когда его брат с тоской припоминал о лете, сам Уорик вспоминал времена, когда он мог являться к королю запросто, без объявления, а не отираться вот так, как обыкновенный слуга, в приемных покоях, где зуб на зуб не попадает.