Право крови

До него дошло, что в Уэльсе Эдуард был, в сущности, совсем один. Его окружала не семья, а лишь те, кто выполнял его приказы – жесткие и буйные люди, которые подняли бы на смех любое проявление слабости, если б только он ее выказал. Эдуард Йоркский разом лишился и младшего брата, которого любил, и отца, в силу которого верил настолько, что не мог допустить даже мысли о его уязвимости. Чувствовалось, что он все еще потрясен его гибелью.

– Нет, беседы мне не нужны, – откликнулся Эдуард. – А нужно, чтобы сгинула королева Маргарет. Подставлять другую щеку этой белолицей гарпии, Ричард, я не буду. Быть может, это означает, что я скверный человек, – не знаю. Но лучше я буду хорошим сыном – и потому развяжу себе руки.

* * *

В пути на север королевская армия являла собой зрелище гораздо более убогое, чем когда на горизонте рисовался Лондон. Те, кто балагурил и пересмеивался, теперь плелись с опущенными головами, тощие, как гончие, понуро глядя на свои расползшиеся башмаки, которые за неимением веревок приходилось перевязывать обрывками бечевки.

По совету лордов армия сделала крутой поворот на запад, в сторону от пепелищ и городишек, разграбленных ею на своем прежнем пути. Почти с самого начала произошла удивительная метаморфоза, вызванная наличием в войске короля – единственного зримого символа правоты их дела. На юг они отправлялись, дабы спасти для державы ее монарха, помазанника Божия, и вот теперь он лично ехал на спине кобылы, кивая и милостиво улыбаясь толпам, сходящимся посмотреть на него.

И хотя при короле не было Большой печати, зажиточные торговые городки уже не прятали своих припасов, не строптивились и не запирали перед армией ворот. Менялы сами предлагали в рост деньги – даже не по счету, а по весу, – стирая со лбов испарину при виде того, как их состояния целиком уплывали из городских ворот вместе с монаршей четой. С эдакими суммами и с опорой на ремесленников центральных городов армию можно было накормить и переоснастить. Деньги в походную казну вновь текли рекой, ну а когда придет черед платить по счетам, там будет видно. Так думала Маргарет, посылая Дерри с сотней других переговорщиков договариваться о пополнении запасов. Результаты тех переговоров прибывали в виде мычащих, блеющих стад и гогочущих гусей, числом превосходящих самые смелые ожидания. При наличии серебряных монет Англия превращалась в сплошные закрома, способные накормить всех и еще в сотню раз больше. Впервые за долгие месяцы люди королевы могли вонзить зубы в толстые ломти мяса с вертелов, запихать в рот пахучие краюхи хлеба и ощутить под благостное урчание набитых животов, как в тело возвращаются силы. Люди были еще худы, но уже не измождены, а в глазах у них появился блеск жизни. Спустя считаные дни после жареного, пареного и тушеного люди начали прибавлять в весе и мускулатуре. Вести таких в строю было уже не зазорно, а даже приятно. В Кенилуорте, близ своего замка, Маргарет остановила армию и дала указание наполнить кладовые отборной провизией, а подвалы – амуницией. Определилось место и под казну. Потянулись нестройные очереди за давно просроченным денежным довольствием, которое из новых кедровых сундуков выдавали строгие каптенармусы. Постепенно к обозу стали прибредать и женщины из окрестных деревень, чтобы тем или иным способом заработать несколько монет – кто шитьем, кто стиркой, кто кое-чем еще.

Солнце скрывалось так же быстро, как все эти месяцы, а скованная морозом земля так и не оттаивала на протяжении нескольких драгоценных часов слабого света. Зима выдалась суровой, а весной пока и не пахло. Становилось, наоборот, холоднее. По утрам травы посверкивали сероватым инеем, и бывали дни, когда он не сходил вовсе.

Маргарет стояла, глядя из высокого окна на свой небольшой, осиянный сотнями костров городок рядом с Кенилуортом. Несмотря на холод, там пел кто-то из людей. Слов было не разобрать, а мелодия поднималась и опадала, словно гудение улья. Любопытно, будет ли ощущаться вибрация этих голосов, если дотронуться до оконного стекла?

– Иногда я чувствую себя чуть ли не их матерью, – задумчиво произнесла королева.

Присутствие Сомерсета чувствовалось неким бременем. Он был на несколько лет моложе Маргарет, гибкий, сильный и напористый, каким никогда не бывал ее супруг. Интересно, находят ли, старея, люди привлекательной морщинистую плоть своего пожизненного избранника или избранницы? Или же их неизбежно влечет к упругим молодым мышцам, прямым плечам и здоровому цвету кожи? Один локон волос правительницы выскользнул из зажима, и она задумчиво игралась с ним, накренив голову и размышляя разом о многом.

Генри Бофорт толком не знал, что ответить на то, что Маргарет поддерживает в себе материнский инстинкт к шотландцам в килтах и к грубой сквернословящей солдатне. Кашлянув, он развязал кожаную тесьму на стопке бумаг и пергаментов.