Право крови

– Милорд Йорк, твоя родословная идет от королей. По закону ты наследник трона, никто не может этого отрицать. Однако престол уже занят другой особой королевской крови. Что ты на это скажешь?

Более сотни голов дружно обернулось, млея от драматичности поставленного вопроса. Всем хотелось видеть, устоит ли Эдуард под этим разящим ударом, как в момент кульминации лицедейской мистерии. Тем не менее Йорк был к этому готов и держался прочно и уверенно. Этот же удручающий вопрос он накануне задал себе сам. Как может он быть королем, когда живет и здравствует король Генрих? С последним он был бы не прочь встретиться на поле брани, но отказывать тому же Генриху в праве на престол, пока тот его занимает, молодой человек был не в силах.

– Какое-то время королей у Англии будет два, это неизбежно, – сказал ему в пути Уорик. – Как король Эдуард, ты сможешь собрать людей, которые нам столь нужны. К королю из Плантагенетов охотно устремятся рыцари и лорды со своими отрядами. Что бы ни происходило, ты не должен покидать Лондон без короны на голове. С нею ты действительно возобладаешь властью. Ну а без нее, Эдуард, все твои устремления и жажда отмщения окажутся попраны вместе с твоими знаменами. О своих намерениях ты должен заявить во всеуслышание и осуществить их на деле. Или же, при отсутствии духа, сидеть молча.

– Ну уж нет, молчать я не буду, – ответил тогда Эдуард. – Я дерзну и решусь на все. Найди мне корону. Пусть твой брат коснется ею моего лба. Я буду ее носить. Да еще и тебе покажу, как она на мне сидит!

В большом зале лондонского замка Бэйнардз, под шум омывающей его стены Темзы, Йорк заговорил снова, и в его голосе не было ни намека на слабость.

– По моему убеждению, ваша милость, престол Англии пустует, даже с сидящим на нем королем Генрихом. – По залу эхом разошлись смешки. – На трон я претендую, имея законное право – право крови, моего меча, и право мести против дома Ланкастеров. Ныне же я заявляю, что этой ночью буду коронован в Вестминстере, как и столь многие до меня. К рассвету, джентльмены, я присоединюсь к братству королей. Кто из вас поедет со мною туда, в те священные стены, и увидит, как я всхожу на трон? Здесь, в Лондоне, я болтаться не буду. У меня много дел, и церемония коронации будет скромной. Так кто из вас будет моими свидетелями? Повторять это дважды я не буду.

Уорик перекрестился, попутно заметив, что он не единственный, кто это сделал. Слова Йорка граничили с богохульством и изменой, однако Эдуард в самом деле имел право на престол, если только не пропускать эту процедуру через сети крючкотворства. Он был наследником и имел поддержку армии за стенами этого города. Пожалуй, даже у Вильгельма Завоевателя прав на трон было не больше, однако он ничтоже сумняшеся короновался под сводами Вестминстерского аббатства в светлый день Рождества, в год одна тысяча шестьдесят шестой от Рождества Христова. Так что лик Всевышнего видел и такое. И вот теперь увидит снова. А почему бы нет? Если надобность достаточно велика, все законы могут пересматриваться силой оружия. А людская толпа под силой порыва гнется, подобно степной траве. Если кто-то и ощущал в себе неуверенность или неверие в бросании вызова богоизбранному королю, то виду не показывал. Вместо этого все замахали кружками и стали швырять их в пламенеющие дрова и угли. Чернели и лопались кубки, просверкивая сквозь швы яркими жалами огня.

Кто-то нараспев читал псалмы, другие вразнобой твердили присягу на верность, третьи выкрикивали что-то патетическое. И когда Эдуард тронулся с места, все они двинулись за ним.

Из-за инея, устлавшего все вокруг своим серебристым покровом, ночь была заколдованно-светлой. Остро и ярко сияли чистые ледяные звезды. Толпа с Эдуардом по центру выкатилась во двор с бравурными возгласами и гомоном, которые, впрочем, длились не дольше минуты. Кусачий мороз и вид пустых улиц быстро протрезвил захмелевшие головы. Засуетились слуги, подводя лошадей, но настрой был уже не тот, к тому же до умов стал доходить подлинный охват того, на что они готовились решиться. Все те же слуги в тишине вынесли знамена Йорков – темные полотнища с изображениями белой розы, а также сокола и конских пут. Когда их разворачивали, в воздухе заплясала холодная радужная пыль, словно источая свой собственный свет. Эдуард оглянулся на десятки своих квелых тяжелых полотнищ. Это были символы благородства его дома, и он преклонил голову, шепотом молясь за душу своего отца, после чего снова возвысил голос.

– Некоторые из вас были со мной в Уэльсе, – сказал он. – Перед битвой при Мортимерс-Кросс мы видели, как солнце взошло сразу в трех местах, отбрасывая странные тени, каких я прежде не видывал. Три солнца, светящие на дом Йорков. Я до конца своих дней буду благословлять нашу белую розу, но на моем собственном щите пребудет солнце. Оно согревает тех, кого любит, но оно же и испепеляет. Жизнь и разрушение – смотря что из них я изберу.