Лида слегка прищурилась, дыхание у девочки сбилось, потяжелело.
Этот Олег ей явно небезразличен… Тут не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы это понять.
Сука…
Сука!
Мирон сильнее сжал часы, чудом не ломая их.
– Мирон, верни, пожалуйста, часы, – нарочито ровным голосом сказала Лида, а у самой глаза от тревоги забегали по сторонам.
Мирон медленно протянул ей часы.
– Кто такой Олег? – он не мог не задать этот вопрос.
Лида протянула руку, собираясь взять у него аксессуар. Мирон не разжал пальцев. Так и продолжил держать часы зажатыми.
Лида прищурилась сильнее.
– Можно мне забрать свою вещь? – сделала акцент на слово «свою».
У Мирона верхняя губа дернулась вверх, он с трудом сдерживался, чтобы не оскалиться.
– На вопрос ответь.
Он готов был поклясться, что она промолчит. Как всегда уйдет от ответа или ответит так, что хрен разберешь. И захочется тряхануть её хорошенько, чтобы, наконец, перестала юлить и впустила его в свою душу!
– Олег мой муж.
Скиф ожидал услышать что угодно. Любимый, партнер, ухажер, сутенер.
Но не муж…
Лиде хватило секунды его растерянности, чтобы перехватить часы и быстро надеть их на руку.
Точно опасаясь, что он не отдаст их… разобьет, швырнет… И она лишится своего сокровища.
Мирон смотрел на неё, не моргая.
– Муж, значит, – проговорил надсадно.
Лида попыталась выскользнуть, пройти вдоль столешницы, непонятно, правда, зачем. Сбежать? От него? Сейчас! Так он и позволил!
Мирон выбросил руку вперед, уперевшись в столешницу и преграждая Лиде путь. Та остановила движение. Вот и правильно… Вот и умница…
В висках застучало, пульс резко усилился.
– Мирон, давай, пожалуйста, не будем. Твоя реакция… странная, честное слово. Ты так смотришь…
– И что же твой муж, чей, надо думать, подарок ты носишь с особой любовью, отпустил тебя, такую хорошую, к другому мужику? – злость рванула из Мирона со скоростью света. Взорвалась в груди и теперь грозилась разнести на мелкие части всё, что попадалось ей на пути. На щепу, которую потом не собрать, не соединить.
Мирон дышал тяжело.
У неё есть муж… Любимый…
– Я не хочу с тобой общаться, когда ты такой. Ты меня…
– Ответь, Лида.
Он не повысил голоса. Не закричал.
Лишь попросил ответить.
Здесь и сейчас.
Без его спецов, без подключения связей.
Он должен знать…
Должен.
– Что отвечать, Мирон? Я тебе уже сказала. Олег мой муж, он по…
– Да, он подложил тебя под другого мужика! Ахренеть! Зашибись просто! И для какой благостной цели? Поэтому ты молчала и ни разу мне не сказала, на что тебе потребовались деньги? Он у тебя проигрался? В долги вогнал? Какую лапшу он навешал тебе на уши?! Сука! Я лично убью эту мразь!
– Замолчи, – прошептала Лида, бледнея.
Её реакция на его слова была хуже яда. Хуже тупого, ржавого ножа, что вогнали в бок и с особым смаком повернули его, вспарывая мышцы, кромсая их и наслаждаясь процессом. Мирон ожидал от себя чего угодно, но не такой оглушающей боли.
– Замолчать? – оскалился он, нависая над Лидой и окончательно беря девушку в плен своих рук и тела.
– Да, замолчи! – интонация в голосе Лиды изменилась. Появился градус напряжения.
– Почему? Потому что ты, как и большинство женщин, живущие с ублюдками, прикрываешь его? Рада, что тебе навешали лапши на уши и ты радостно примерила на себя роль жертвы, готовой на всё ради любимого муженька?
Он не договорил. Мог сказать ещё много чего. Потому что повидал и не такое в жизни. Разное видел. И девушек, «влюбленных» в бойцов с Востока, тоже. Знал схему вербовки, доводилось и видеть «жен полка» лично. Ужасное зрелище, даже для видавшего много крови и грязи бойца.
Его выворачивало наизнанку от мысли, что Лидой пользуются. Нежной, маленькой девочкой с изумительным взглядом. С глазами, в которые он влюбился, как мальчишка, и за которые готов убивать.
Хрен он теперь отпустит её к этому ублюдку! Олег… Теперь понятно, почему она сбегала на пол! Эта сука наверняка её ещё и бил! Или в подвале запирал для профилактики послушания! Отсюда её зажатость, замороженность! Недоверие…
Его мысль оборвалась.
Потому что Лида подняла две ладони и с силой толкнула Мирона в грудь.
Тот не шелохнулся. Ни на миллиметр.
– Не смей… Слышишь, не смей говорить про Олега гадости! Понял, Скифский? Не смей, я тебе говорю! – зашипела она разъяренной кошкой, и её серые глаза наполнились влагой.
К слезам Лиды он не был готов…
Никак.
Эта девочка, как стойкий оловянный солдатик, всегда под него подстраивалась. Понятно почему. Она льнула, делала всё, что он хочет. Что ему надо. И ни разу он не видел её слез. Даже намёка.
А тут…
Мирон растерялся. Её боль, её обида, тоска вырвались наружу и устремились к нему, чтобы въесться в кровь, наполнить собой и его.
Лида снова толкнула Мирона, приложив ещё больше усилий.
– Он мертв! – срываясь на шепот, выкрикнула она. Всего два слова, но мир в очередной раз изменился, перекрасился, и уже не определишь, в какие цвета. – Он мертв, понял? Он погиб… Он… Он был самым лучшим мужчиной на свете! И я никому не позволю говорить про него гадости, Скифский! И если ты… Ты… – у неё закончились слова, она жадно хапнула воздух, не замечая, как одинокая слеза сорвалась с ресниц.