Право на легенду

Делать было нечего. В течение двух дней все обитатели дома Варга ютились в «морской комнате»; с любопытством и некоторой тревогой прислушиваясь к разнообразным звукам, доносившимся со строительной площадки. Сам Коростылев выходил только к столу, был молчалив, быстро проглатывал еду и снова закрывал за собой двери.

А через два дня он вышел из «комнаты Малкова» уже без фартука, умытый и причесанный.

— А ну, господа хорошие, наведите-ка там порядок, — небрежно сказал он, имея в виду Пряхина и Вутыльхина. — Засиделись небось? Ничего. Зато теперь нам будет тепло и уютно.

Вечером, когда печь обсохла, все собрались на первую топку. Коростылев собственноручно уложил дрова, наколол лучину, зажег. Пламя занялось сразу… Он сидел на корточках, прислушиваясь, как гудит за дверцей огонь, потом встал, обошел печь со всех сторон, из всех трех комнат, тоже прислушивался, в разных местах, прикладывая ухо к холодным еще кирпичам. Печь получилась. Он это чувствовал. Дед был бы доволен его, работой.

И печь, действительно, получилась. Она нагревалась медленно, нехотя, зато держала жар целые сутки. Тяга была отменной, и за десять лет, прошедших с тех пор, Варгу всего один раз пришлось чистить дымоход, и то потому, что туда из трубы набило ветром всякую всячину. Но в тот первый вечер Варг еще об этом не знал. Он чувствовал только, как по всему дому пошло ровное, сухое тепло, и сказал:

— Ну, Егор… Я, честно говоря, думал — ты ваньку валяешь. Очень уж у тебя вид несолидный. На печника не тянешь. Но будем считать, что крещение твое состоялось.

— Больно быстро! — рассмеялся Коростылев. — Я все-таки архитектор, Александр Касимович. А печи класть — это у меня вроде ваших кактусов.

— Так-то оно так. Да не совсем так. Печь или еще что другое — не суть важно. Красиво ты работаешь. Вкусно… Смотреть на тебя хорошо, когда ты в деле. Вот это уже суть.

— Бросьте, — смутился Коростылев. — Чего там… — И, желая переменить разговор, сказал: — Знаете, Александр Касимович, странные у вас тут места. На неподготовленного человека действуют. Плыли мы с Вутыльхиным, так я прямо, как девчонка, рот разевал. Очень много пространства. Очень все большое, крепкое: Надежное. Понимаете? Ничего нет лишнего, все предельно целесообразно, четко, математически выверено — так и должно быть в природе, когда ей не до излишеств. Это рождает гармонию. Точно так же, как в архитектуре… Может быть, я что-то не так говорю? Может быть, я еще мало видел? Не так понимаю?

— Ты не стесняйся, — мягко сказал Варг. — Все мы через это прошли. И каждый видит свое. Ты — архитектуру. Другой… Знаешь, был я как-то в Марково, это Восточная Чукотка. Места там примечательные, вроде как оазис — широкая долина, река, заросли тополей, сопки только на горизонте проглядывают. И село — как наша русская деревня: рубленые избы, огороды, пристройки всякие. Но что меня поразило — на многих домах висят скворечники! На Чукотке скворцов-то не было и не будет никогда, а тяга, видать, осталась у людей. Вдруг прилетят? Вот такая психология, понимаешь. — Варг кивнул в сторону окна, за которым собирались светлые летние сумерки. — Ты говоришь: «четко и целесообразно». А я, грешный человек, вот уже половину жизни здесь прожил и все — удивляюсь! Не помню, чтобы хоть одна весна была похожа на другую, не помню этого. Давно бы надо привыкнуть, а не привык. Мне здесь… красиво.

Это был очень редкий случай, когда Варг заговорил в такой не свойственной ему манере. И потому, должно быть, помолчав немного, добавил:

— А вообще-то погоди. Увидишь еще, как эта красота взъерепенится. Даром, что лето на дворе. Такую истерику закатит…

— Снег, что ли, пойдет? — простодушно спросил Коростылев.

— Ты погоди. Увидишь этот снег.

Капитан как в воду смотрел. На другой день прямо с утра над Колун-горой заструился легкий мираж — так переливается и дрожит над полями нагретый в жаркую пору воздух. Колун-гора была всего-навсего невысокой сопкой, действительно похожей то ли на утюг, поставленный на попа, то ли широкий колун. Однако называли ее уважительно — горой, потому что, как узнал Коростылев позднее, эта невзрачная сопка острым своим гребнем вспарывала идущий с юга теплый воздушный фронт, делила его на две струи, которые с разбегу обогнув Колун-гору, сталкивались у ее подножия, и тут начинали обретать плоть сложные законы аэродинамики: вполне нормальный ветер, дующий с материка, скатывался в долину необузданным ураганом.

Ничего этого Коростылев не знал. Он сидел дома, читал книгу, краем уха слушал по радио эстрадный концерт. Динамик вдруг замолчал на полуслове, что-то в нем поскреблось, потом женский голос громко сказал:

«Внимание! Говорит штаб борьбы со стихийными бедствиями. Ожидается ветер до шестидесяти метров в секунду. Товарищи, просим немедленно прекратить топку печей. Из дома не выходить, Всем руководителям предприятий — обеспечить аварийную готовность. Повторяю…»