Я не знаю, способен ли этот провокационный шаг положить конец затруднениям Полли, но точно понимаю свою цель – я хочу вернуть ей власть. В клинической практике такое гомеопатическое вмешательство называется назначением симптома. Поскольку симптомы проявляются непреднамеренно, мы не можем от них избавиться, но можем взять их под контроль, если сами назначим их себе. Кроме того, организация ритуала придает новый смысл старым страданиям. В результате наш главный противник становится нашим освободителем. Через несколько месяцев я снова связалась с Полли и выяснила, что эта игра пошла ей на пользу. Само собой, такой подход уместен не во всех случаях. Однако я замечаю, что он работает даже чаще, чем я ожидала.
Ни один разговор о ревности не обходит стороной текущий спор о том, что заложено в нас природой, а что приобретается в процессе воспитания. Запрограммированы ли мы на ревность? Покоится ли она в глубинах истории нашей эволюции? Или же она представляет собой условный рефлекс, социальный конструкт, выросший на фундаменте устаревших представлений о моногамии? Этот спор выходит на первый план современного дискурса на тему ревности.
Специалисты по эволюционной психологии признают универсальность ревности во всех обществах. Они утверждают, что это врожденное чувство, генетически запрограммированное в человеке, «искусно подогнанный адаптивный механизм, который прекрасно служил интересам наших предков и с большой вероятностью продолжает служить нашим интересам сегодня», как выразился исследователь Дэвид Басс.
Специалисты по психологии развития говорят, что ревность впервые проявляется еще в младенчестве, когда ребенку примерно восемнадцать месяцев, но при этом ее значительно опережают радость, печаль, гнев и страх. Почему так поздно? Подобно стыду и чувству вины, ревность требует того уровня когнитивного развития, на котором человек учится отделять свое «я» от других.
Еще одним камнем преткновения в дебатах о ревности является гендерный вопрос. Традиционно мужская ревность связывается с риском оказаться неуверенным в отцовстве, а женская – с опасением потерять обязательства и ресурсы, необходимые для воспитания детей. В результате в общественном сознании женская ревность считается в первую очередь эмоциональной, а мужская – сексуальной. Интересно, что исследования показывают обратное в гомосексуальной среде: лесбиянки более склонны к сексуальной ревности, чем геи, а геи чаще подвержены эмоциональной ревности, чем лесбиянки. Можно предположить, что эта перемена мест подчеркивает, что мы чувствуем себя наиболее уязвимыми в той сфере, где наименее защищены.
В последние несколько лет я встречала много людей, решительно настроенных развенчать привычные представления о ревности, особенно среди тех, кто практикует консенсуальную немоногамию. Одни выводят опыт Полли на новый уровень, намеренно используя ревность в качестве эротического катализатора. Другие усердно работают, чтобы вовсе оставить ревность в прошлом. Многие из тех, кто придерживается полиамории, утверждают, что приучили себя давать эмоциональный ответ в форме комперсии – чувства радости при виде партнера, который наслаждается сексуальным контактом с другим человеком. В своей приверженности множественной любви они активно работают над преодолением ревности, считая ее неотъемлемой составляющей парадигмы собственнических отношений, которую они хотят превзойти.
«Порой я чувствую ревность, когда вижу ее с другими девушками, – призналась мне Анна. – Но я напоминаю себе, что это мои чувства и мне с ними разбираться. Я не виню ее за то, что она их вызывает, и не позволяю себе поддаваться им, тем самым ограничивая ее свободу. Я знаю, что она старается не вызывать во мне таких чувств намеренно, и поступаю так же по отношению к ней, но мы не в ответе за чувства друг друга». Такого обычно не услышишь от традиционных пар, которые, как правило, ожидают, что каждый из партнеров будет работать над тем, чтобы не вызывать и намека на нежелательные чувства. Вместе с тем я встречала и множество немоногамных пар, партнеры в которых мучились от сильнейших приступов ревности.
Нам только предстоит узнать, можем ли мы – и должны ли – оставить в прошлом эту слишком человеческую черту. Определенно, ревность, корни которой уходят к патриархальным представлениям о собственничестве, сегодня подлежит пересмотру. Отношения, в которых пары пытаются завладеть всеми мыслями друг друга, зачастую можно укрепить, если немного ослабить контроль. Однако прежде чем отправить ревность в анналы истории, давайте прислушаемся к шепоту Эроса. В мире, где так много долгосрочных отношений страдает в большей степени от монотонности и привычки, чем от тревожных чувств вроде ревности, эта эротическая ярость может сослужить хорошую службу, если мы готовы смириться с уязвимостью, которая неизменно сопутствует ей.
Глава 7
Самобичевание или месть – обоюдоострый кинжал