В последние годы небольшая группа психотерапевтов, включая Джанис Абрамс Спринг и Мишель Шайнкман, бросает вызов ортодоксальному американскому подходу к тайнам, находя, что он не помогает, ограничивает варианты и даже наносит парам вред. Я выбрала подход, который Спринг называет политикой «общеизвестных секретов». При знакомстве с парой я объясняю, что буду встречаться с партнерами как вместе, так и по отдельности, причем наши индивидуальные сеансы конфиденциальны. Каждому из партнеров гарантируется личное пространство, в котором он сможет прорабатывать свои проблемы. Оба партнера должны на это согласиться. Как и Спринг, я считаю решение раскрывать или не раскрывать секрет одним из аспектов терапии, а не условием для ее начала.
Такой подход не лишен сложностей, с которыми я то и дело сталкиваюсь. Время от времени мне приходится отвечать на вопрос: «Вы все время об этом знали?» – когда партнер узнает, что его обманывали. Хотя эта ситуация болезненна для всех участников конфликта, по условиям нашего соглашения она не сопряжена с нарушением профессиональной этики. Пока я нахожу этот подход более продуктивным. Шайнкман пишет: «Политика отсутствия тайн делает психотерапевта заложником ситуации, не давая ему возможности помочь партнерам в один из самых кризисных моментов их отношений».
Этот подход применим не только к изменам. На самом деле для меня поворотной точкой стал сеанс, на котором женщина призналась, что последние двадцать лет ждет не дождется, пока ей больше не придется заниматься сексом с мужем. Ей не нравился его запах, из-за чего она постоянно изображала фальшивые оргазмы. Понимая, что этого не изменить, но не считая эту мелочь поводом для развода, она не видела смысла ни о чем ему говорить. Я решила продолжить терапию, несмотря на ее обман. После этого я задалась вопросом: чем эта тайна фундаментально отличается от остальных?
Неужели она была менее важной, чем тайная любовная связь? Неужели муж этой женщины почувствовал бы меньшую боль, узнай он, что она всю жизнь ему лгала, чем если бы она спала с другим мужчиной? Неужели я должна была настаивать, чтобы она призналась в своей неприязни, если хочет продолжить терапию? Сексуальные секреты крайне многообразны. И все же психотерапевтам чаще приходится иметь дело с ложью о внебрачном сексе, чем с десятилетиями обмана о сексе в браке. Мы храним много тайн, не сталкиваясь с этическим конфликтом. Неверность не всегда стоит во главе иерархии важных признаний.
«Мы живем в культуре, где представления о секретности поистине сбивают с толку, – пишет Эван Имбер-Блэк в своей книге «Тайная жизнь семей». – Если раньше культурные нормы превращали в постыдные секреты слишком многие события человеческой жизни, теперь мы столкнулись с обратной ситуацией: нам кажется, что раскрывать тайны – не важно, как, когда и кому, – с моральной точки зрения лучше, чем хранить их, ведь это автоматически ведет к исцелению».
Чтобы понять американские представления о секретности и правде, необходимо изучить современное определение близости. Сегодняшняя близость основана на откровенности, на доверчивом раскрытии самого личного – наших чувств. С самого детства мы раскрываем секреты лучшему другу. Поскольку сегодня предполагается, что наш партнер и есть наш лучший друг, мы считаем: «Я должен делиться с тобой всем, и я вправе знать обо всех твоих мыслях и чувствах». Это право знать и представление о знании как о близости и становится характеристикой современной любви.
Наша культура почитает абсолютную честность. Говорить правду в нашем представлении – значит приближаться к моральному совершенству. Другие культуры полагают, что, когда все как на ладони, а с неопределенностью покончено, близость не усиливается, а наоборот, попадает под удар.
Впитав в себя элементы разных культур, я работаю на многих языках. При коммуникации мои американские пациенты предпочитают точность, искренность и «прямой текст» аллюзиям и оговоркам. Мои пациенты из Западной Африки, с Филиппин и из Бельгии скорее склонны полагаться на неопределенность, чем говорить без обиняков. Они идут в обход, вместо того чтобы выбрать прямую дорогу.
Обращая внимание на эти контрасты, мы также должны учесть различие между приватностью и секретностью. Как поясняет психиатр Стивен Левайн, приватность представляет собой функциональную границу, установленную общественным договором. Мы знаем о существовании некоторых тем, но предпочитаем не обсуждать их, как в случае с менструациями, мастурбацией или сексуальными фантазиями. Секреты – это темы, относительно которых мы намеренно вводим окружающих в заблуждение. Одни и те же эротические мечты и желания могут быть приватными для одной пары и секретными для другой. В некоторых культурах неверность считается приватным вопросом (по крайней мере, неверность мужчин), но в нашем обществе ее обычно причисляют к секретным темам.