Право на меч

– Так что, куда нам податься, мальчик? Может, ты знаешь? – В голосе старика было больше издевки, чем горя.

Мне не было нужды убеждать его. Самое главное – убедить солдат.

– Куда-нибудь, где нет войны. Куда-нибудь, где ваши семьи уцелеют!

– Уцелеют без земли и крова?! Погибнут чуть позже от голода, в нищете? – издевательски посмеялся Бато. – Щедрое предложение.

– Конечно, вы можете остаться, – я кивнул на свежие пни у подножья холма. – И будет бойня. – Старый упертый осел даже не представлял, как я устал говорить вещи, понятные и ребенку. – Нас пять сотен. Рано или поздно эти стены падут.

Я дал защитникам время подумать. Несколько стрелков у башни переглянулись. Я добавил чуть громче:

– Этот замок был построен для ваших людей. Для их семей. Отлично построен, здесь я не стану спорить. Вот только требушет не видит различий между плохой стеной и стеной хорошей.

Слово «требушет» ударило в цель. Я увидел, как часть гарнизона выпучила глаза и стала перешептываться: должно быть, они не верили до последнего, что грядет настоящий штурм. Замок на гиблом всхолмье еще никогда не был в осаде.

Бато молчал. Я продолжил:

– Замки и города, села и дома – все строится для людей. В этом их суть, верно? Упростить жизнь, сделать ее лучше. – Стрелок рядом с Бато прищурился и поджал губы. – Вы же хотите потерять все и сразу. Отдать жизнь за горстку камней!

Кто-то не выдержал и взвыл:

– Это наш дом, наш, паршивые ублюдки, вы…

– Все можно отстроить! Землю – распахать и засеять вновь. – Я сделал шаг вперед. – Можно, если вы останетесь живы.

Надежда и вера в лучшее. Видит само двойное солнце, мне бы они тоже пригодились. Эдельберт гнусно улыбнулся, словно затеял страшную гадость, – по счастью, на него не смотрели. На стене шептались.

– Тебя хорошо научили лгать, мальчик с острова. – Бато постучал чем-то по каменным зубцам, и разговоры стихли. – Еще немного, и я бы сам захотел тебе поверить!

Было бы куда проще, если бы его столкнули со стены. До чего упрямый старик! Или бесконечно глупый. А может, я совершенно не понимал, чего на самом деле хочет Бато, гроза Волока.

– Но ложь есть ложь, и не более того. – Перчатка властно опустилась на кромку стены. – Я знаю про тебя все, мальчик с острова. Тебе нечего нам предложить.

«Всего-то жизнь и свободу. Какая мелочь! – я сдержал смех. – Это лучшие условия, которые только можно получить в безвыходной ситуации. Почему он даже не торгуется?»

Защитники и не думали спорить со спятившим Бато. Его окружение вернее домашних псов. Покорнее, чем телята. Он утащит с собой на дно весь гарнизон и их семьи.

– Первый раз вижу человека, который жаждет погибнуть за горстку камней. – Я прищурился: солнце било в глаза. – Все в Воснии бедны по-своему. Чего не хватает вам?

Кто-то шумно сплюнул, и плевок разбился недалеко от моих сапог. Я не сдвинулся с места. С бойниц послышался смех. Бато прошелся вдоль зубцов, мелькая в пропусках.

– Мне? – Бато снова посмеялся. – Мне! Вы слышали, парни? – Солдаты зловеще притихли. Бато поднял забрало еще выше, и я увидел его поседевшую бороду. – Скажи-ка, мальчик: все в этом мире пляшет вокруг тебя? Солнце, небо и земля?

Эдельберт тяжко вздохнул:

– Никак не пойму, при чем тут…

– Ты выучил наш язык, но не понял сути. О, я бы мог рассказать тебе кое-что о жизни в нашем краю. – Бато вдруг закашлялся, но быстро вернул голосу прежнюю силу: – Только, боюсь, ты уже потерял свое сердце.

Я в недоумении уставился на него. Сердце, язык, нравоучения. Старик просто морочил мне голову.

– Чего?..

– Ты знал, что мой прадед всю жизнь возводил мосты в этих землях? – снова отвлекся Бато. – Те самые, по которым вы пришли к нам.

Я пожал плечами. Мосты и мосты. В Изломе никто не кичился переправами, мостами или брусчаткой. Несколько лет учебы, камни, время и золото – и каждый сможет поставить мост.

– А дорога через Пеструю чащу? О-о, – мечтательно протянул старик, – я был еще совсем юн, когда мы проредили лес перед замком. Две дюжины лет – почти целая жизнь! – ушло на то, чтобы к каждому селу могла прибыть любая повозка. Я объездил весь край, искоренял разбой и проверял, как движется дело моего рода.

В Изломе дороги вели во все стороны – хорошие, ровные. Я чуть не рассмеялся, представив, как консулы бы хвалились, вспоминая такую мелочь. Вот только на материке и дорога считалась роскошью.

Голос Бато, раньше казавшийся слегка усталым, крепчал:

– Знал ли ты, что между Латунным озером и дальней степью цветут кустарники, которых не найти и на всем материке? – Эдельберт шагнул назад, чтобы рассмотреть или услышать Бато. – Их прозвали «Крыло грача». С тех пор как вы пожаловали к нам с юга, они отцвели уже дважды. Лепестки у «крыла» почти черного цвета, как уголь. Роса собирается на цветах и блестит, словно хрусталь на крашеном шелке. – Перчатка высунулась за стену и указала за наши спины. – Может, ты видел каменную арку на востоке от Волока, перед пещерами? Если проснуться на самом рассвете, можно поймать солнце в ее свод. – Бато почему-то замолчал. Все притихли, даже перестали шептаться.

Я осторожно добавил: