Право на месть

Когда мне впервые стало известно о долгах Ричарда, я хотела было сказать ему об этих деньгах, но моя тысяча стала бы каплей в море его финансовых просчетов, а когда его благодарность испарится, он захочет узнать, почему я прятала от него деньги. И что я ему скажу? «Потому что, когда я клялась любить тебя, пока смерть не разлучит нас, я не имела в виду, что ты будешь вбивать мне ребра в селезенку»?

Я не закрываю счет – он мне понадобится: Пенни еще переведет на него жалованье так, чтобы Ричард не мог прибрать его к рукам, – а когда я приеду на работу, то приду прямо к ней в кабинет и скажу, что у меня с Ричардом «проблемы» и мне нужно дня два, чтобы решить, как быть дальше. Она не задаст вопросов, вероятно, подумает, что все это связано с Лизой. В некотором роде и связано, но эта искорка тлела, прежде чем на нее вылился бензин Лизы и Шарлотты. Пенни не собирается вычитать эти дни из моего отпуска. Я говорю, что побуду у подруги, и предупреждаю, что ей может звонить Ричард – будет меня искать, а потому я не сообщаю точного адреса. Еще я даю ей мои новые банковские реквизиты для перевода жалованья. Вижу жалость в ее глазах. «Так плохо?» Если бы она только знала! Я не хочу, чтобы она знала. У меня мурашки бегут по коже при мысли о том, что я превратилась в женщину, которую бьют. Я не такая. Это он такой, но ко мне это не имеет отношения, правда, если я почти не чувствую разницы, то нет надежды, что ее почувствуют другие. Я киваю, не решаясь говорить, – вдруг голос меня подведет. Пенни импульсивно обнимает меня, и я чуть не вскрикиваю от боли.

Я говорю ей, что со мной мобильник, если я понадоблюсь. Я бы и его могла оставить дома – боже мой, как мне хочется хоть немного покоя и тишины! – но мне невыносимо думать, что полиция тогда не сможет сообщить мне об Аве. Я заблокировала номер Ричарда, потому что не намерена отвечать на его звонки, и я не дура: я отключила опцию «найти айфон». Пусть он там бесится.

Перед уходом включаю в моей почтовой программе опцию «не в офисе», быстро нахожу нужный мне номер в файлах Лизы. Еще только самое начало одиннадцатого, но я не спала, и боль в ребрах такая, что я хочу одного: заглянуть в «Теско»[15], купить бутылочку вина и выпить в один присест. Но это может подождать. Вместо вина я глотаю остатки гордости и звоню по телефону. Говорю тихо, как беспомощный ребенок. Такой я себя и чувствую, хотя на самом деле технически это первый шаг в сторону от беспомощности. Но сейчас это выглядит как неприкрытое бегство.

Он на другом конце мнется, не соглашается сразу, но тут вдруг я теряю контроль над собой – я рыдаю, и от каждого всхлипа мои поломанные кости трутся друг о дружку, и он обещает, что все сделает и от своего имени. Я все еще благодарю его и благодарю, когда понимаю, что он повесил трубку.

Со мной нет ничего, даже зубной щетки, какой-то минимум косметики в сумочке и тюбик крема для рук. Я не могла рисковать – тащить что-нибудь из дома во время бегства, но я могу купить смену дешевой одежды, а в отеле мыло и все остальное найдется. Я поглядываю в зеркало заднего вида, но Ричард, слава богу, за мной не гонится. И все же я расслабляюсь, только зарегистрировавшись и поднявшись в номер, – слава богу, это полулюкс, а не какой-то тесный одинарный – и он ждет меня там. Саймон Мэннинг.

– Что, черт возьми, происходит? – спрашивает он. Я не слышу ни резкости, ни злости, которые неизменно присутствуют в интонации Ричарда, когда он задает этот вопрос. Напротив, он озабочен, ему любопытно, почему женщина, которую он едва знает, просит возможности остановиться анонимно в одном из его отелей.

– Семейные проблемы, – отвечаю я и чувствую, как мои глаза наполняются слезами. Я так устала, мне так больно! Он чуть морщится, и я не виню его за перемену настроения. Ничего хорошего не получается, если становишься между ссорящимися супругами. – Он хотел, чтобы я продала мою историю в «Мейл». Я, конечно, сказала нет.

– Вот как…

Шестеренки, наверно, крутятся в его голове: вероятно, было рукоприкладство. Я бросаю сумочку на кровать. А сколько стоит этот номер? Почему он позволил мне воспользоваться им? Когда он позвонит Пенни и скажет, что расторгает с ней контракт, потому что мы все так или иначе психованные уроды, а он на это не подписывался? Я должна объяснить, но у меня нет слов, чтобы объяснить, поэтому я просто поднимаю свою блузку и свитер и показываю верх живота. За жир там я не волнуюсь. Он его не увидит под расцветающей синевой. Вижу, как расширяются его глаза.

– Господи Исусе!

– Да уж.

– Вы должны были обратиться в полицию. К врачу.

– Дело плохо, но не так плохо, – качаю я головой. – Мне это не впервой. И я категорически не хочу больше никакой полиции.

Наступает долгая пауза, и я осторожно заправляю блузку в юбку.

– Вам нужно что-нибудь? – спрашивает он. – Смену одежды? Зубную щетку? Другие вещи?

– У меня есть кое-какие деньги, – отвечаю я. – Я не хочу покидать отель. Здесь я чувствую себя в безопасности.

– Не валяйте дурака. Я пришлю кого-нибудь. Если проголодаетесь, закажите еду в номер.