Право на месть

– Ой! – восклицает Кейти. – Чуть не забыла. Я тебе кое-что принесла. – Она театрально достает подарок и засовывает в руку Шарлотты. Магнитофончик «Вокман». Хороший. Маленький, металлический, не из какого-то там дешевого пластика. Замечательный!

– Пиратское сокровище! – говорит Шарлотта, потому что от эмоций у нее всегда сдавливает горло и она никогда не находит для них слов, но черные тучи в ее голове растворяются, снова светит солнце, и это тепло лучше, чем от любого количества дешевого вина. – Это мне?

Кейти кивает:

– Я скажу, что сломала его или потеряла. Мне купят новый. – Они сидят рядышком, бок о бок, шмыгают носами на холоде, и Кейти показывает Шарлотте, как работает магнитофон. – Тут пленка. Всякая сборная солянка. Я для тебя записала. Четырнадцать песен. По одной на каждый день моего отсутствия. У меня такая же дома. Поняла? Мы на самом деле и не расстаемся.

– Наконец-то! Решила все же объявиться? Ишь, маленькая чертовка!

Когда Шарлотта возвращается домой, вечеринка в полном разгаре, ее мать пьяна и ей море по колено, она еще на этих таблетках, которые ей прописал доктор от болей в спине, или что она там придумывает, чтобы получить рецепт. Она зло смотрит на дочь, стоя в дверях гостиной, и Шарлотта без слов протискивается мимо нее. Детей здесь нет, здесь на всех местах сидят местные – из их района. Джек из пятого номера – все время проводит со своими дурацкими голубями, Мэри – вот уже год как не работает, а парня у нее нет, и она скоро пойдет по пути матери и будет раздвигать ноги в одной из комнат над обжоркой, и еще несколько человек – все сжимают в руках кружки или бумажные стаканчики с выпивкой. Никаких чашек чая. Шарлотта полагает, что у матери Кейти на день рождения будет совсем по-другому: чашки чая, варенье и мороженое. Она не смотрит на Тони, который разглагольствует со своего кресла. Он называет себя ее отцом. Но он ей не отец. Он часть черной злой грозовой тучи в ее голове.

Даниель сидит посреди ковра, и у него явно было что-то сладкое, потому что перед ним стоит тарелка с глазировкой и остатками чипсов, и, когда он смотрит на нее, Шарлотта видит шоколадные крошки вокруг его рта. Он улыбается и поднимает что-то.

– Шаррот! – говорит он – не умеет пока правильно произносить ее имя. – Кролик, Шаррот! Шаррот!

– Это Кролик Питер, да? – Сестра Тони, Джин, садится рядом с ним на корточки. – Как в тех книгах.

На кролике комбинезон, и Шарлотта сразу понимает, что все это сделала Джин. Она такая. Она, наверно, могла бы жить, как Кейти. Может, так оно и было бы, если бы она не жила в этом районе. Ее муж – бригадир на фабрике, и они живут ничего себе. Джин не любит мать Шарлотты, это очевидно, она и Тони не особо любит, но она обожает Даниеля, как и все остальные.

– Шаррот! – снова говорит Даниель, и его высокий голос, сплошной сахар и невинность, заставляет Шарлотту скрежетать зубами.

– Что там у тебя? – спрашивает Тони. Он подается вперед. – Снова воровала? – Он прищуривается.

Тони умен. Не то чтобы он умен из-за образованности или как Кейти, но в нем есть что-то звериное. Он умен, как гиена. Он может выведать у тебя что угодно. Шарлотта все еще держит «Вокман», ее пальцы крепче сжимаются на магнитофоне.

– Нашла, – бормочет она.

– Тогда можешь подарить его брату.

– Ему два года, на кой черт ему магнитофон?! – Она с бормотания переходит на крик, и все в комнате замолкают, но ярость Шарлотты для них никакая не новость. Письма из школы, озабоченность социальной службы, мать ругает ее, они все устали от Шарлотты и ее вспышек.

– Дай сюда, – глядя мутными глазами, бормочет мать. – Потом возьмешь, – вполголоса добавляет она, и Шарлотта понимает: ей повезет, если она когда-нибудь увидит «Вокман» еще раз. Правда, Тони может напиться и забыть о нем. В противном случае его продадут кому-нибудь в районе, когда поймут, что Даниель слишком мал и ему магнитофон ни к чему. Шарлотта выкидывает кассету из магнитофона и швыряет его матери.

– На, возьми, сука! – Она поворачивается и идет в свою комнату, а Даниель продолжает окликать ее, хотя теперь и не так уже уверенно:

– Шаррот…

Голос у него как у какого-нибудь долбаного китайца, думает Шарлотта, хлопая за собой дверью и падая на свой матрас. Все, что она слышит на самом деле, – сплошная гниль. Как и ее жизнь, которая сгнила, еще не успев начаться. В животе у нее урчит. Кроме леденцов и чипсов, она ничего сегодня не ела, но она туда не вернется ради дурацких сэндвичей и печенья. Вместо этого Шарлотта допивает из кружки-непроливайки Даниеля то, что осталось от «Тандерберда». Наконец она чувствует головокружение, ее начинает тошнить. Она засыпает ненадолго или, по крайней мере, уплывает в какой-то пьяный туман, потому что, когда приходит в себя, в доме стоит тишина, а в дверях стоит мать.

– Я иду на работу, – говорит она непреклонным тоном. – Тони идет в магазин. Присмотри за Даниелем.