– Я бы хотел поучаствовать, – отвечает он, и мгновение, когда мы могли поговорить о Лизе, прошло. Мне хочется вмазать женщине прямо в лицо за то, что она прервала нас. Неужели Саймон тоже считает, что Лиза невиновна в смерти Джона?
Он обращается к бумагам:
– Это презентации, которые новый персонал будет видеть в дни подготовки. У нас очень высокие стандарты, и они должны соблюдаться во всех отелях, а поэтому важно, чтобы не оставалось никаких неясностей. Пенни говорит, что вы пока практически откомандированы ко мне. Так что вы можете тоже узнать о гостиничном бизнесе столько, сколько сможете вместить.
Отлично. Значит, Пенни все же сказала ему о моей вспышке. Я опускаю глаза на длинный скучный список вопросов, которые они хотят обсудить. На это уйдет не один час.
– Начнем, – говорю я сквозь сжатые зубы. – Чем скорее начнем, тем скорее кончим.
«Почему сегодня? – думаю я, а он тем временем выключает верхний свет и включает проектор. – Почему в тот момент, когда Лизе нужна моя помощь?» Я смотрю на Саймона. Его взгляд устремлен на экран, но мысли витают где-то еще. Он слишком напряжен. Его мысли движутся в другом направлении. Я знаю, что он чувствует. Я сама переживала это.
Карен Уолш в передней части комнаты начинает проводить первую презентацию. И хотя я пытаюсь сосредоточиться, у меня не получается. В голове у меня гудит. Что, если Лизу кто-то узнает? Что, если она не сообразит, кто Кейти? А если мы не успеем к Аве вовремя? И может ли Саймон стать нашим союзником?
Я не стала красить волосы спреем, только связала их в хвостик, косметику наложила по минимуму. Это фешенебельная часть города, и хотя я уверена, что местные жители не подсматривают здесь в щелку между шторами на окне, сейчас отвязный вид мне ни к чему. Но на улицах тихо, люди либо на работе, либо разъехались на долгие летние каникулы провести месяц-другой во Франции или Испании; те люди, которые владеют большими частными домами, считают такие отпуска вознаграждением за то, что они сгорают на работе, чтобы выплатить кредит за жилье.
Шторы распахнуты, но за большими фасадными окнами я не вижу признаков жизни, и это меня не удивляет. Это не место решительной схватки, где мы с Кейти поставим точку, а только трамплин на пути. И все же ладони у меня вспотели, во рту сушь, и я для успокоения притрагиваюсь к рукоятке ножа в моем кармане. Я не могу позвать полицию или Мэрилин, пока не буду уверена. Но даже и тогда я не смогу вызвать полицию, пока не буду знать точно, где она. Я не могу рисковать моей деткой. Они ищут не Кейти, а Шарлотту. Они бросят меня за решетку, и Ава погибнет.
Высокая калитка в сад с боковой стороны дома не заперта. Все верно: она ждет меня, и лишние препятствия ни к чему. Газон сзади длинноват и неухожен в сравнении со стерильной аккуратностью дома. Не было времени, да, Кейти? Ах ты, пчелка-трудяга. Челюсти у меня болят от напряжения, от смеси ярости и страха.
Дверь патио легко отодвигается, и я вхожу внутрь. Я сразу же понимаю, что я права и здесь никого нет. Здесь слишком тихо. Сам дом уснул, послужив своему назначению. Здесь нет жизни. Нет повседневной суеты. Если бы я побывала в этом доме раньше, я бы распознала его. Подобие дома для того, кому нужно, чтобы он послужил одной-единственной цели.
Пачка сигарет и зажигалка на обеденном столике контрастируют с безликостью всего остального. Я беру их. В конечном счете они ведь для меня. Для Шарлотты. Все это часть возвращения Шарлотты. Я кладу их в карман и направляюсь в коридор.
Затаив дыхание, подхожу к лестнице, теперь все сомнения в справедливости моей догадки рассеялись. Кейти была здесь. Она оставила для меня наводки. Ах, игра у Кейти не знает границ!
Кейти – мать Джоди, Амелия Казинс. Теперь я это знаю.
Всегда работает вдали от дома, бойфренд во Франции, масса времени, чтобы разобраться с Джоном; ребенок, который первые годы жизни прожил с кем-то другим. Легко сказать, что у нее никогда не было детей, если никто не обращал внимания, а тело так и не было найдено. Значит, она манипулировала дочерью, чтобы через Аву добраться до меня и таким образом быть рядом со мной, но не слишком близко.
Я смотрю на лестницу. На каждой кремовой ступеньке лежит по ракушке, словно хлебные крошки, показывающие дорогу в дом ведьмы, и я осторожно иду по ним, пока они не приводят меня в главную спальню. Жест вычурный – словно я, добравшись сюда, могла не подняться по лестнице, – но он откровенно говорит о характере Кейти, которая наслаждается собой. На аккуратно застеленной двуспальной кровати лежит приз.
Первое, что я вижу, – раковина, и тут же на меня накатывает воспоминание о раковине, прижатой к моему уху, звук таинственного моря, маленькая рука Кейти держит мою, решительное выражение лица. Я знаю: моя раковина здесь. Символ моего предательства.