Право на одиночество

Я вздохнула и, обхватив себя руками, начала рассказывать. Как зазвонил телефон Светочки, как я пошла кабинет АХО и как он на меня напал… Когда я дошла до момента звонка Громову, один из полицейских сказал:

— Вам повезло. Если бы телефон не стоял рядом или он не снял трубку сразу…

— Я это уже поняла…

Закончив свой рассказ, я спросила:

— Скажите, а где сейчас этот… насильник? И что с ним теперь будет?

— Ничего с ним хорошего не будет, сядет за попытку изнасилования. Он сейчас в кабинете вашего генерального, его допрашивают.

— Он успел вам что-нибудь рассказать? — спросил Громов. — А то мы с Натальей Владимировной никак не можем понять, как он вообще попал в здание…

— Успел, а как же. Ему какая-то тётка дала ключ от задней двери этого кабинета, где он на вас напал. И телефон так близко стоял, потому что это он вам и звонил, попросил спуститься. Эта тётка заплатила ему денег, чтобы он вас изнасиловал.

Я вытаращилась на полицейского. Теперь пазл сложился! И, судя по бешеному взгляду Громова, он тоже понял, что это была за «тётка».

— Скажите, а я могу посмотреть на… этого человека? — спросила я, переводя взгляд с одного полицейского на другого.

— Это зачем же? — удивились оба.

— Мне нужно. Пожалуйста. И… я хотела бы услышать, что он говорит.

Один из полицейских пожал плечами, а затем кивнул.

— Хорошо, пойдёмте с нами. Вы оденьтесь, а мы подождём снаружи.

Когда они вышли из комнаты, ко мне подскочил Громов.

— Куда вы собрались? И зачем? И в чём вы собираетесь идти? Мой пиджак толком и не прикрывает ничего…

— Я его сейчас застегну на все пуговицы — будет почти платье. Если вы, конечно, не против.

— Ладно, — вздохнул Максим Петрович. — Только я пойду с вами. На всякий случай.

По пути в кабинет генерального мы никого не встретили, и это было странно. Зная наших любопытных представительниц прекрасного пола, я была уверена, что хотя бы одна из них высунется из кабинета… Видимо, генеральный приказал не выходить из комнат под угрозой увольнения.

Когда я увидела этого человека опять, у меня подкосились ноги. Но упасть я не успела — заметив моё состояние, Максим Петрович крепко обнял меня за талию.

Кроме несостоявшегося насильника, в кабинете сидел ещё один полицейский, сам Королёв и — я даже удивилась — Пётр Алексеевич, начальник АХО. Из всех четверых он был самый бледно-зелёный и, кажется, я догадывалась, почему — видимо, его уже почти сделали сообщником этого хмыря.

— Наталья Владимировна! Максим! — а вот Королёв был в бешенстве. — Вы зачем сюда?..

— В интересах следствия, — отрезал один из полицейских.

И тут заговорил мой насильник. Выглядел он теперь похуже меня — помятый, с подбитым глазом и разбитой губой.

— Дэвушка, дэвушка, — он пытался поймать мой взгляд, — извини, пожалуйста! Я не хотел, понимаешь, я… У меня дочка болеет, шесть лет всего… Денег нет, врачи не принимают без прописки, а тут этот жэнщина денег предлагает… Прости меня, дэвушка…

Наверное, я всё-таки сумасшедшая. Так или иначе, а я высвободилась из объятий Максима Петровича и подошла немного ближе к этому мужчине. Что-то такое было в его голосе и взгляде, что… я ему поверила.

— Я уже простила, — сказала я, смотря ему в глаза. — Только скажи: что это была за женщина, как она выглядела?

«Насильник» сглотнул.

— Ну, такая… лет сорок пять… Тёмный волос, губы красные… и пальто тоже красное. И на груди брошка такая — стрекоза. А ты… точно прощаешь?

Кажется, мой насильник только что подписал Крутовой смертный приговор. Красное пальто и стрекоза — сомнений быть не могло. Я закусила губу — и тут же чуть не вскрикнула от боли — она по-прежнему саднила.

— Прощаю, — сказала я ему и, подняв голову на остальных, спросила, обращаясь к полицейским:

— Можно что-то сделать, чтобы не заводить уголовное дело? Ни на этого человека, ни на его… заказчицу?

Громов, кажется, потерял дар речи. Пётр Алексеевич просто обалдел. Полицейские удивлённо переглянулись. А вот Королёв… он сначала побледнел, затем покраснел и, подойдя ко мне, взял меня за руку.

— Вы уверены, Наталья Владимировна? — спросил он, сжимая мои пальцы.

— На все сто, — ответила я, поморщившись. В любой другой день я не обратила бы внимание на это рукопожатие, но сегодня оно причинило мне боль.

— Сергей! — сказал Громов, подходя ближе к нам. — Осторожнее, ей же больно.

— Извините, — Королёв кивнул и обернулся к полицейским. — Вы слышали предложение Натальи Владимировны. Что мы можем сделать? Прошу вас, любые суммы, только давайте обойдёмся без уголовного дела.

Один из полицейских — только сейчас я поняла, что он был у них главным — пожал плечами:

— Ну, давайте обойдёмся.

— Сергей Борисович! — воскликнула я. Королёв обернулся. Я посмотрела на своего «насильника».

— Учитывая обстоятельства… я считаю, мы должны помочь этому человеку вылечить дочку. Полагаю, Марина Ивановна… — от упоминания этого имени почти все присутствующие вздрогнули, — … пожертвует свою зарплату на пользу бедным. Как вы думаете?

Генеральный просто кивнул. Кажется, у него кончились цензурные слова. И у «насильника» они тоже кончились — он просто смотрел на меня с изумлением и восхищением.