Право на ответ

– Так вот, – сказал Уинтерботтом. – Есть тут одна старая печатная машина с ручным прессом. У одного чувака на чердаке. Она только для маленьких тиражей, но это все, что я умею делать. Я встретил этого чувака в пабе, где этот паб, Имогена?

– Где-то неподалеку, – ответила Имогена, оба они весьма смутно представляли себе Лондон. – Ну это несущественно.

– Есть возможность устроить маленькую мастерскую, – сказал Уинтерботтом, – сняв пару комнат внизу. Они называют это «полуподвальное помещение». И я вот тут подумал, если бы мне найти, кто бы мне помог для начала… – Он сконфузился и стал дергать щетину на подбородке так яростно, словно это были волоски, торчащие из носа.

Слушая его, я снова присел на кровать.

– Вы хотите что-то печатать, – сказал я. – Что именно?

– О, да все, что смогу. Наша фирма была не шибко похожа на фирму. На самом-то деле это была скорее мастерская. Программки печатали, приходские журналы, членские билеты всякие. Я даже не сообщил им, что ухожу, – произнес он мрачно, – не подал вида и слова никому не сказал. Наверное, мне следует им написать.

– Ага, вы обзаведетесь чем-то вроде «Типографского набора Джона Буля»[34], – сказал я не без издевки. Ишь, еще и бороду отрастил, словно вознамерился стать Уильямом Моррисом[35], – и хотели бы, чтобы я одолжил вам денег для начала, так?

– Вы бы скоро получили их обратно, – не очень-то обнадеживающе произнес Уинтерботтом.

– А почему «одолжил»? – спросила отважная Имогена. – Моему отцу вы собирались дать их просто так.

– И до сих пор собираюсь, – сказал я. – Я полагаю, вы просите меня оплатить вашу связь. У вашего отца цели честные и даже благородные. А вы оба сбежали в Лондон, разрушив две семьи. Теперь вы притворяетесь, что начинаете нечто, обещающее постоянство чуть ли не навсегда. И прекрасно знаете, что этого не будет. Но хотите, чтобы я вас финансировал.

– Это навсегда! – страстно воскликнул Уинтер.

– Мы этого не знаем, – возразила Имогена. – И никто не знает. Но что касается финансирования, то ответ – «да». У папочки есть работа, а у Билли здесь ее нет. И если вы собираетесь просто выбросить деньги на ветер, то, бога ради, отдайте их тем, кто больше всего в них нуждается.

Во мне проснулся моралист и молвил:

– Вы хотите, чтобы я финансировал нечто аморальное.

– О, и вы с вашей сраной аморальностью, – сказала Имогена. – Вы говорите точь-в-точь как Эрик.

По той порции яда, с какой она произнесла это имя, я догадался, что речь идет о ее муже.

Я был непоколебим, хотя один бог знает, имел ли я на это какое-то право.

– Вы разрушаете два брака. Вернитесь по домам, ради всего святого. Дайте им обоим еще один шанс. Я имею в виду, что все совершают ошибки. Но вы не можете вот так взять и развалить семью. Дайте этому случиться однажды, и это повторится снова. Возвращайтесь. Попробуйте еще раз.

– Я ничего не разрушал, – сказал Уинтерботтом, по-новому, по-лондонски яростно. – Это она все разрушила. Вы сами назвали ее прелюбодейкой. До этого мне никогда не приходило в голову назвать ее таким словом. Она все разбила на куски. Все. И она еще рассчитывает, что я поверю ее россказням о любви.

Я видел, что ему хотелось снова поглумиться над этим словом, осмеять его горьким смехом, но я видел и то, что он боится замарать это слово и то новое значение, которое оно обрело для него теперь. Как я и ожидал, он схватил и крепко сжал запястье Имогены.

– Вы могли бы отшлепать ее по жопе, – сказал я, – говоря попросту. Могли закрыть ее на замок в комнате, или в туалете, или еще где-нибудь. Вы могли положить конец ее маленьким игрищам.

– Там нет замков, – буркнул Уинтерботтом, этот буквалист до мозга костей. Имогена засмеялась. – И буду благодарен, если вы не станете употреблять подобные слова в присутствии моей… – он замешкался, подыскивая какое-нибудь цензурное слово для обозначения статуса Имогены, – моей…

– Вашей любовницы, вы хотели сказать, – помог ему я. – По жопе, – повторил я громко.

Имогена восприняла это как отличную шутку.

– О, – воскликнул Уинтерботтом, – можете смеяться надо мной сколько угодно!

– Я не смеюсь, – сказал я, – я серьезен. Но я не собираюсь вам помогать.

Имогена приняла это на удивление спокойно.

– Значит, вы считаете, – сказала она, – что лучше пусть люди живут в аду только потому, что когда-то давным-давно они думали, что он станет раем. Я имею в виду, что вы предполагаете, что, протрезвев, человек должен выполнять обещания, которые он дал вдрызг пьяным. Вы считаете, что брак важнее счастья!

– А не надо человеку напиваться вдрызг, – заметил я.

И тут она сорвалась и набросилась на меня: