Право на поединок

Йарра, сидевший на палубе рядом с Волкодавом, долго оглядывался на самозабвенно горланивших мужчин, и робость в его глазах постепенно сменялась восторгом. Почти все корабельщики были кряжистыми, в плетёных канатах мышц, у многих по загорелой коже тянулись белые шрамы, полученные в давних сражениях. Если Волкодав ещё не ослеп, мальчишка думал о том, что совсем скоро примкнёт к народу отца и окажется среди таких же испытанных удальцов. Сумеет ли он когда-нибудь войти в их круг не по праву рождения, а по-настоящему, как равный?…

Йарра не понимал, про что песня, однако улавливал общее настроение и впитывал его, как губка тёплую воду.

Там робкое войско и слабый правитель,
И обветшала стена,
А звонкой казны – хоть лопатой гребите,
И век не выпить вина!

Мы там по трактирам оглохнем от здравиц,
Устанем от грабежей
И славно утешим весёлых красавиц,
Оставшихся без мужей!…

Волкодав был, кажется, единственным, кто не пел. Иногда он оглядывался на Эвриха. Среди могучих, как зубры, соседей аррант выглядел хрупким. Однако грёб он плавными, мощными движениями опытного «вращателя вёсел», и это было сразу заметно.

Йарра дотянулся губами к уху венна и шёпотом спросил:

– О чём они поют?

– О наёмниках, – сказал Волкодав.

– Они были героями?

– Мой народ не называет героями тех, кто срывает украшения с одних женщин, чтобы подарить их другим.

Йарра немного помолчал, потом спросил:

– Что же они совершили, раз про них так долго поют?

– Двести лет назад штурмовали Хоррам… это город в северном Халисуне, – ответил Волкодав. – Вождь пообещал сегванским наёмникам лёгкий бой и много добычи, а вышло совсем по-другому…

…Когда перед нами ворота раскрыли,
Мы ждали – вынесут ключ,
Но копья сверкнули сквозь облако пыли,
Как молнии из-за туч!…

Нас кони втоптали в зелёные травы,
Нам стрелы пробили грудь.
Нас вождь иноземный послал на расправу,
Себе расчищая путь!

Смеялись на небе могучие Боги,
Кровавой тешась игрой.
Мы все полегли, не дождавшись подмоги,
Но каждый пал как герой!

Давно не держали мы трусов в отряде -
На том широком лугу
Из нас ни один не просил о пощаде,
Никто не сдался врагу!

Другие утешили вдов белогрудых,
Сложили в мешки казну.
А мы за воротами сном беспробудным
Которую спим весну!…

– Глупые наёмники, – фыркнул Йарра. – Разве можно верить всему, что тебе обещают! Я бы нипочём не поверил!

Волкодав чуть не ответил, что такие слова некоторым образом звучали поношением отцу самого Йарры. Тот ведь тоже прельстился чьими-то лживыми посулами и доверчиво отправился на Змеев След, не вызнав как следует, что это за место. Потому и угодил в западню почти такую же, как несчастные сегваны два века назад. Только они, в отличие от злополучного горца, не потащили с собой на смерть жён и детей.

– Те наёмники неправедно жили, – сказал Волкодав. – Но умерли честно и храбро, не отступая от клятвы. Поэтому про них и поют.

– Я надеюсь, – мечтательно проговорил Йарра, – я успею стать воином к тому времени, когда мы наконец пойдём резать шанов. Мы сделаем всё не так, как они. Нас никто не сумеет перехитрить!

Волкодав промолчал. Речи юного итигула ему определённо не нравились. Парень с арфой словно подслушал его мысли и довершил песню:

Погибель отцов – не в науку мальчишкам:
Любой с пелёнок боец!
Бросаются в пламя, не зная, что слишком
Печален будет конец.

Жестокую мудрость, подобную нашей,
Постигнут в свой смертный час…
Налейте наёмникам полные чаши!
Пусть выпьют в память о нас!

Когда стихло громогласное пение, Йарра любопытно спросил:

– Они что, так все и погибли? Никого не осталось?

– Никого, – сказал Волкодав.

– А что было потом? После этого боя?…

– Иди сюда, малец, я тебе всё расскажу как оно было! – позвал Левзик. На сей раз он говорил по-нарлакски. – Неча слушать враки всякого венна!… Что он понимает в сражениях?

– Давай, Левзик! – поддержал Гарахар. – Ври лучше ты, у тебя складно выходит!