Право на поединок

– Когда мы с Наставницей вышли из тростников, между дворами ходило всего несколько человек, – сказал Волкодав. – Родственники и друзья из соседнего селения, пришедшие узнать, что случилось. Они не могли дать каждому умершему погребальный костёр, потому что на это во всей округе не хватило бы дров. Они выкопали возле старого кладбища одну большую могилу и свозили в неё мёртвых. Нагружали телегу, катили туда, вываливали и опять возвращались за трупами. Они толкали телегу руками, потому что лошади пугались запаха смерти. Люди сказали нам, что поначалу пытались хотя бы складывать погибшие семьи рядом друг с другом, но теперь у них и на это не было сил. Никто даже не плакал. Мы принялись им помогать…

Волкодав помолчал некоторое время. Ни на Йарру, ни на Эвриха он не смотрел.

– Мы с одним тамошним парнем, Саргел его звали, забрасывали мёртвых в телегу. Брали за руки и за ноги… если у них ещё были руки и ноги… раскачивали и взваливали наверх. Там были мужчины, женщины и грудные младенцы. Один из тех, кто с нами вместе работал, зашёл в какой-то дом и долго не появлялся. Когда мы с Саргелом туда заглянули, он сидел за столом среди мертвецов и играл с ними в кости. Смеялся, пел песни и вёл счёт выпавшим фишкам…

– Он сошёл с ума?… – робко спросил Йарра. Волкодав молча кивнул.

– Потом мы нашли девушку… – сквозь зубы сказал он погодя. – Мне тогда было двадцать лет, а ей… не знаю… пятнадцать, четырнадцать… «Золотые» насиловали её, потом перерезали горло. Лежит в луже крови… а лицо спокойное, светлое, чистое, ну вот сейчас проснётся… Надо в телегу закидывать, а Саргел вдруг прямо затрясся и говорит: погоди, мол, нельзя же с ней как со всеми, сейчас на руки подниму… Начал поднимать, а у неё голова на лоскутьях кожи держалась. Так и откатилась нам под ноги. Саргел… чуть не завалился, побелел весь…

Йарра безмолвно смотрел на него. Он и сам был не румяней. Эврих тоже молчал.

– Мухи, – сказал Волкодав. – Синие мухи. Они жужжали и садились на трупы. Они не сразу взлетали, когда мы наклонялись подобрать мертвеца…

Йарра уткнулся в колени лицом и долго не поднимал головы.

Гудящее море с ветрами боролось,
По палубе брызги стеля,
Когда мы услышали сорванный голос,
Донёсшийся с мачты: «Земля!…»

В разорванных тучах проглянуло небо,
И солнце метнуло лучи,
И берег, похожий на зыбкую небыль,
Жемчужный туман облачил.

Был с нами на судне один северянин,
Он руки вперёд протянул:
«Утёсы в снегу!… Вот мой берег буранный,
Где я расцелую жену!…»

Вскричал уроженец далёкого юга,
Смолёных канатов черней:
«Я вижу пустыню! Там плачет подруга;
Мы скоро обнимемся с ней!»

И третий, с востока, заплакать готовый,
Всем телом к форштевню приник:
Он видел вдали заострённые кровли
И слышал, как шепчет тростник.

«Мой город!…» – восторженным крикам я вторил,
Неистовой радостью пьян:
Гранитная крепость вставала из моря,
И башни пронзали туман.

Но спряталось солнце, и в отблесках молний
Седой океан опустел.
Лишь мерно катились железные волны,
Да ветер над ними свистел…

12. Всадник

Арранты любили хвастаться, будто самую первую карту начертили именно они. Может, так оно и было в действительности. Во всяком случае, родной материк Волкодава на всех картах именовался Восточным – по той единственной причине, что лежал к востоку от Аррантиады. Землю же, разделённую Заоблачным кряжем на Шо-Ситайн и Озёрный Край, всюду обозначали как Западный материк. Волкодава это, собственно, не удивляло: как ни крути, а надо же было мореходам разных стран сговориться о каких-то общих названиях, чтобы сразу понимать, о чём речь. Иначе выйдет, как с Железными горами, они же Ограждающие, они же Замковые, Замковые и неведомо какие ещё. Гораздо более странным казалось венну другое. Морские пространства к востоку и западу от Аррантиады гордо именовались Восточным и Западным океанами. Волкодав был согласен, что водную ширь, которую самый быстрый корабль пересекал несколько дней, следовало именовать отнюдь не лужей. Но и на океаны оба эти весьма обширные моря уж никак не тянули.

Он спросил об этом Эвриха. Эврих смутился: