«История Пугачева» была уже завершена, когда 31 декабря 1833 года, у тетки своей жены Натальи Кирилловны Загряжской, он встретился со Сперанским. — «Разговор со Сперанским о Пугачеве, о Собрании Законов, о первом времени царствования Александра, о Ермолове etc.».
Эта дневниковая запись вмещает в себя темы, для него в тот момент важнейшие. Они, разумеется, не просто говорили о крестьянской войне — хотя сам по себе этот разговор с человеком, который пытался в «первое время царствования Александра» провести реформы, чреватые в конечном счете отменой рабства и представительным правлением, и человеком, пытающимся теперь, через тридцать лет, разбудить общество и доказать неотложность таких реформ, — знаменателен. Они говорили о пушкинском «Пугачеве». Ибо вскоре после этого разговора Пушкин просил правительство разрешения печатать «Пугачева» в типографии, подведомственной Сперанскому. Он знал отношение Сперанского к предмету и смыслу сочинения.
А в июне того же года, когда печатание книги было в разгаре, Пушкин записал: «…Обедали мы у Вяземского: Жуковский, Давыдов и Киселев. Много говорили об его правлении в Валахии. Он, может, самый замечательный из наших государственных людей, не исключая Ермолова, великого шарлатана».
Внезапные симпатии Пушкина оказались на стороне Киселева, не имевшего и малой доли тех воинских заслуг, что имел Ермолов, не имевшего и малой доли его популярности…
Почему?
Судьба генерала Киселева (1)
…От выбора деятелей зависеть будет успешный или неуспешный ход дела.
Записка его начиналась так: «Гражданская свобода есть основание народного благосостояния. Истина сия столь уже мало подвержена сомнению, что излишним почитаю объяснять здесь, сколько желательно было бы распространение в государстве нашем законной независимости на крепостных земледельцев, неправильно лишенных оной».
Затем флигель-адъютант предлагал ряд конкретных мер:
«1. Дозволить капиталистам всех званий покупать у дворян имения, с тем, чтобы отношения крестьян к новым владельцам были определены законом.
2. Запретить увеличение дворовых, образовать из них особое сословие и обязать владельцев вносить за них подати.
3. Крестьян при фабриках и заводах освободить.
4. Разрешить дворянам устройство майоратов с тем, чтобы крестьяне таких имений вошли в состав вольных хлебопашцев.
5. Разрешить крестьянам выкупаться самим и с семействами по определенной правительством цене.
6. Перемерить вновь земли и, назначив к обрабатыванию нужное число крестьян, всех прочих, по возможности, выкупить правительству и переселить в многоземельные губернии, где, водворя их на землях казенных, объявить вольными хлебопашцами. Сумму же, на сие потребную, разложить в сроки на переселенцев, по положению иностранных колонистов. Таким образом, без ущерба для дворянства и правительства усилится хлебопашество и уменьшится число крепостных земледельцев».
Программа была далеко не совершенна, но для того времени весьма смела. А главное — двадцативосьмилетний полковник, делающий успешную придворную карьеру, поставил на карту свое будущее, давая царю непрошеные советы по самому болезненному вопросу внутренней политики. Это было рискованно даже в то либеральное время.
Когда через год полковник Гвардейского генерального штаба Александр Муравьев представил царю сочинение такого же рода, император сказал: «Дурак! Не в свое дело вмешался». И это было концом карьеры Муравьева.
Но акция Киселева, не имев последствий положительных, ничуть ему не повредила. Павел Дмитриевич обладал удивительным обаянием и ловкостью. Ему сходило с рук то, что другому стоило бы дорого…
Он происходил из хорошего дворянского рода. Семеро Киселевых погибли в 1552 году при взятии Казани Иваном IV. Пращур его был сыном боярским в Муроме.
Сам Павел Дмитриевич вырос в аристократической московской семье, связанной дружескими узами с людьми замечательными — хотя и по-разному. Был среди них умный и острый Растопчин, бешеный патриот, консерватор и авантюрист, московский генерал-губернатор в 1812 году. Был великий Карамзин, чья многосложная политическая программа только еще начинает вырисовываться перед нами. Во всяком случае, и родители Павла Дмитриевича, и их ближайшие друзья были противниками скорой отмены крепостного права.
Однако юный Киселев сдружился с молодыми либералами — Александром Ивановичем Тургеневым и Петром Андреевичем Вяземским. И это оказалось сильным противовесом домашнему воспитанию.