Что делать с французом, он знал, — дни пребывания Жобара в России были сочтены. Но Пушкин?.. Его не вышлешь. Он всегда здесь, в Петербурге. И пока он здесь — эта мука будет неизбежно продолжаться. Пока он здесь, министру и творцу новой системы не обрести недавнего спокойствия и уверенности. Положение не давало ему, Уварову, возможности вызвать пасквилянта на дуэль. А в той же глубине души он знал, что, и не будь этого положения, он не вызвал бы Пушкина, ибо ему непереносимо было представить себе свое тело пробитое, разорванное отвратительным комочком бессмысленного металла…
Сделав усилие, Уваров достал из секретера небольшое овальное зеркало в серебряной оправе и с горьким состраданием взглянул на свое белое от обиды и гнева лицо. И два слова, которые ему давно удалось загнать куда-то в темноту, в немоту, — вдруг выскочили и заплясали в голове: «Сеня-бандурист»…
И он понял, что никогда не простит Пушкину.
Русская дуэль, или
Бунт против иерархии
Дуэль Киселева с Мордвиновым очень занимала его.
…Холопом и шутом не буду и у царя небесного.
Следствие, наряженное командующим, графом Витгенштейном, свело все к ссоре подполковника с поручиком. Киселев, однако же, узнал, что драма разыгралась, можно сказать, с ведома командира бригады генерала Ивана Николаевича Мордвинова. Мордвинов был одним из тех генералов, от которых Киселев мечтал избавиться, чтобы открыть дорогу близким себе людям. И он потребовал отстранить Мордвинова от командования. Старый фельдмаршал ни в чем не перечил своему энергичному начальнику штаба. Мордвинов бригаду потерял. Дело, казалось, было кончено. Киселев уехал в заграничный отпуск.
Однако старые генералы, не без оснований опасавшиеся Киселева, решили сделать свой ход и стали натравливать пострадавшего на начальника штаба. По возвращении Павла Дмитриевича, в июне двадцать третьего года — совсем недавно отнята дивизия у Михаила Орлова, расследуется дело Раевского, — Мордвинов пришел к начальнику штаба требовать нового назначения. Киселев отказался ходатайствовать за него, напомнив о трагедии в Одесском полку. В частности, он сказал Мордвинову, что невыгодные для того сведения получены от дивизионного командира генерала Корнилова. Корнилов был среди тех, кого Киселев охарактеризовал императору весьма невыгодно, и, естественно, считал начальника штаба своим врагом. Он письменно уверил Мордвинова, что ничего Киселеву не сообщал. Что было, как мы увидим, неправдой…
Налицо оказалась грубая, но безошибочная интрига, которой встревоженный генералитет 2-й армии ответил на рассчитанные действия Киселева. Целью ее было спровоцировать ссору Киселева с Мордвиновым и довести дело до формального вызова со стороны обиженного генерала. Скорее всего, те, кто стоял за кулисами, считали, что Киселев вызова не примет, опасаясь скандала, и тем самым морально скомпрометирует себя и в армии, и в Петербурге. В любом случае, состоится дуэль или нет, по логике вещей Киселеву грозила отставка. А если вспомнить расстановку сил в армии, то будущий поединок все отчетливее принимал политический характер…
Разумеется, для Мордвинова последствия удачной даже дуэли могли быть еще более тяжкими, чем для Киселева. Но как недавно сам Павел Дмитриевич принес в жертву майора Раевского, чтобы предотвратить нарастание событий в 16-й дивизии и спасти Орлова, так теперь старые генералы — командир корпуса Рудзевич, командир дивизии Корнилов — приносили в жертву Мордвинова.
На следующий день после визита Мордвинова Павел Дмитриевич получил от него послание: