Право на рассвет

Коридор превратился в широкий, автомобилю впору мост, висящий между стеной пещеры и городом.

Гуллвейг состоял из десятка огромных расположенных на одном уровне пещер, между которыми были пробиты гигантские, с многоэтажное здание, отверстия.

Если связать в вязанку множество пластиковых труб, а потом обрезать их от периметра к центру так, чтобы получилась огромная воронка, можно получить некое представление о Гуллвейге.

Город в десяток раз был больше Унгейла, но если последний представлял собой большую пещеру, то этот – их совокупность. Несколько пещер впоследствии расширили и соединили между собой арками и галереями.

И если в Унгейле дома были высечены из камня, то здесь – сложены из крупных, почти метровых блоков.

Та же архитектура что и в Унгейле, за исключением того, что там весь город представлял собой систему сот-шестигранников, а здесь – окружностей. Дворы были идеально круглыми.

Света было гораздо больше, причем яркого. Ну да в столицах всегда освещение было на высоте!

Мы вышли на верхний ярус, и отсюда было отчетливо видно, как внизу течет непрерывный поток темных фигур – наверное, тот самый путь для «остальных».

Да, если караван трупоходов направлялся в Гуллвейг, да к тому же еще и длинной дорогой, в город прибудут одни остовы, вылизанные до блеска.

Неужели в условиях такого повального голода двоих сопровождающих достаточно? Должен быть конвой. Да и сто процентов, тех батарей однозначно не хватит на дорогу. Значит, что? По пути должны иметься зарядные устройства.

Скопления зданий были похожи на гигантские морские ракушки, с рядами пробитых отверстий-квартир.

Сразу за мостом начинался проход с узенькой винтовой лестницей. «Просто жрец» с трудом втискивая свои телеса между стеной и колонной, начал спускаться вниз, пыхтя, как паровоз.

На спуск потребовалось минут десять.

Следуя на некотором расстоянии от гула, мы вышли в небольшой дворик.

– Разумнее будет преодолеть путь в повозке. И безопаснее. Поедем? – широким жестом жрец пригласил следовать за собой.

Повозка точь-в-точь повторяла трактор «Кировец» модели А-700, как если бы он был сварен из металлических прутьев, оплетенных лозой, только была покрупнее в полтора раза.

Там, где у обычного трактора располагается кабина – широкая, крытая занавесями площадка, такие часто показывают в фильмах про Восток, когда падишах едет на спине слона.

Вместо моторного отсека – открытый ящик, в котором неподвижно сидел по-турецки гул, держа в руке кнут. Между коленей у него стояла грязная, накрытая крышкой, кастрюля.

И четыре широких пароходных колеса, в каждом из которых находилось по жилистому коричневому гулу.

– Пардон, а как же идея о Священном яйце? – прошептал я на ухо девушке.

– Опиум для народа, – так же тихо ответила она по-русски.

– Прошу! – любезно улыбнулся жрец, продемонстрировав два ряда остро заточенных зубов.

Действительно, если в продвинутом Китае есть рикши, почему бы им не быть в Гуллвейге?

Погонщик щелкнул хлыстом, и такси тронулось с места.

Повозка двигалась по принципу «белка в колесе».

Гулы перебирали поперечные, обмотанные резиновой лентой перекладины колес без малейших эмоций. Ни усталости, ни обреченности, ни малейшего недовольства на их лицах я не разглядел. Полнейшее равнодушие ко всему.

Лязгнули, открываясь, бронзовые ворота, и повозка покатила по узкой улочке. По бокам дороги стояли каменные столбы с натянутой между ними сеткой из просмоленного каната.

Толпы изможденных, покрытых язвами созданий, одетых в лохмотья, напирали, как фанаты на концерте группы «Ласковый Май». Они тянули руки, тщетно пытаясь коснуться повозки, – до нее было как минимум пара шагов.

Если бы сетки не было, нас бы смели вместе с повозкой в два счета.

И все это в абсолютном безмолвии, если не считать шороха, скрипа когтей и сопения.

Видно, в школах гулов на уроках царит гробовая тишина.

Сопровождающие гулы шли по обеим сторонам повозки и щедро угощали толпу разрядами электрошокеров, прикрепленных к длинным ручкам.

Треск разрядов сливался с редкими вскриками жертв, которые на миг отключившись от реальности, тут же оттирались более активными соседями.

Вонь стояла такая, что можно было повесить топор. Мы нацепили маски, но и они не очень-то выручали.

Сверху сыпалась какая-то дрянь, но благодаря двум рядам металлической сетки, и ряду плотной ткани, это было не критично.

Улица была усеяна гниющими отбросами: куски кожи, тряпки, кости. Под колесами похрустывали какие-то камушки и обломки досок, еле различимый сквозняк теребил обрывки целлофановых пакетов.

Кто говорил, что родиться в Гуллвейге это преимущество? Лично мне Гойлен показался куда более комфортабельным.

На стенах домов, на высоте трех-пяти этажей висели какие-то фигуры и провожали нас тусклыми взглядами, не предпринимая никаких попыток приблизиться.

– Почему вы не кормите их? – спросила Марго, глядя на толпу сквозь занавески.

– Для чего? – удивился иерарх.

– Чтобы они не умерли от голода!

– Да будет вам известно, что гулы могут не есть годами. – Возвестил жрец, с превосходством поглядывая на нас.