Опираясь на трость, гул медленно встал. Он оказался неожиданно высоким, выше меня почти на голову. Внешне он выглядел куда зловеще, чем давешний старожил подземелий отец Димитрий.
– Камень… Человечкам нужен камень… – проскрипел барон, изобразив на своей физиономии ужасную гримасу, долженствующую означать улыбку. – Отнять камень…
– Да-да, моя прелесть, – нетерпеливо сказал я. – Не трать наше время попусту. Или гнев Дайрона будет страшен!
Гул вытянул в мою сторону руку с зажатой в ней тростью, словно желая проткнуть.
– Камень здесь, – произнес он, гипнотизируя меня взглядом. Пожалуй, что-то в нем было, если рассуждать объективно. Но до Джейсона этому барону было далековато.
– Ну так доставай, – приказал я. – Или особое приглашение нужно?
Гул медленно стал откручивать набалдашник.
– Какого цвета камень? – вмешалась Маргарита.
– Цвета умирающего солнца, – прошептал барон, раскручивая трость. – Да-да! Смерть, лишь она одна… Так сказали карты…
– Хватит ванговать, Самеди! – рассвирепел я. – В моей воле, жить ты будешь или сдохнешь прямо тут. На своих картах!..
И в этот момент барон выстрелил. Нас разделяло четыре-пять шагов.
С характерным хлопком из трости вылетели несколько маленьких иголочек, и качнув пламя свечи, вошли мне в грудь, левое плечо и шею. Одна или две пролетели мимо, и глухо стукнулись, ударившись о дерево.
Я сделал шаг вперед, чувствуя, как места попадания наливаются огнем.
Маргарита швырнула в гула ножкой от стула и откатилась в сторону.
Оскалившись, гул мгновенно перевел трость на нее и выстрелил вторично.
Вскрикнув, Маргарита упала набок, согнувшись калачиком.
С невероятным трудом я сделал второй шаг. Ноги отказывались повиноваться. Эта дрянь отличалась от той, что пользовался, царство ему небесное, Жоакин. А может, дело было в количестве.
Барон не спеша прицелился, и поведя тростью, выстрелил еще раз. Толчки в грудь я скорее услышал, чем почувствовал.
Всю переднюю часть тела, от шеи до пупка, словно облили кислотой. Во рту появился странный вкус. В глазах потемнело.
С невероятным трудом подняв правую руку я смел маленькие, в полспички, металлические иглы. Одну удалось подхватить. На ощупь – потому что шеей двигать было невозможно, я определил нечто вроде крохотного шприца.
Барон приблизился ко мне на шаг, и внимательно рассматривал, выставив вперед сложенные «козой», словно пытаясь заколдовать, длинные крючковатые пальцы.
В другой руке он держал направленную трость.
Согнувшись, я боком упал на стол, молясь, чтобы эта дрянь оказалась не критической, и организм смог от нее избавиться.
Молча оглядев меня, гул направился к неподвижно лежавшей девушке.
– Радуйся, дитя, что Жоакин мертв, – почти ласково сказал он, слегка толкнув ее тростью. – Радуйся.
Впечатление было, будто всего обкололи каким-то обезболивающим. Мышцы горели огнем, не повинуясь.
Приложив невероятное усилие воли, чтоб не свалиться кулем на пол, я съехал вниз.
– Чтоб ты сука, сам сдох, – пожелал я, упершись спиной в стол. Глухо лязгнул баллон с кислородом, закрепленный на ремне подмышкой.
– Пророчить смерть барону Сам'ди все равно, что самому убить мать, находясь в ее чреве, – не оборачиваясь, произнес гул.
Он наклонился, и схватив Маргариту за руку, легко оттащил в сторону.
Неужели сейчас позовет своих упырей?
Самеди отошел к столу и положил трость.
– Но смерть не властна в моих владениях, – продолжал барон, проведя ладонью по картам. – Лишь я один и только я, решаю, кому умереть. Да-да. И я не позволю ей прийти сюда. Сейчас.
Подойдя, он взял меня за шиворот и оттащил к Маргарите, бросив рядом.
– Пока не позволю.
Потом подошел к котлу и помешал длинной деревянной ложкой булькающее варево. По комнате прошел отчетливый запах бульона. Нормального, человеческого бульона.
В смысле, обычного.
Жжение слегка утихало. Ну же! Давай! Я попытался повернуться к Марго, но шея одеревенела. До боли скосив глаза, я увидел, что она без сознания.
– Ты хочешь спросить, что с тобой, человечек? – не поворачиваясь, спросил гул. – Тебе удалось удивить меня, да-да! Поэтому я отвечу тебе! Ты теперь будешь лежать и ждать своей очереди!
– На обед? – прохрипел я.
Глядя в камин гул кивнул головой.
– Я думал, гулы едят мертвое мясо… – пробормотал я в согнутую спину.
Слава Дайрону, уже было полегче!
– Так и есть, – подтвердил барон. – Так оно и есть…
Потом поднялся, уселся на свое место во главе стола, и стал собирать колоду, изредка бросая на меня нелюбопытный взгляд.
– Мясо портится, человечек, – наконец изрек он после продолжительного молчания. – И со временем становится непригодным даже для нас!
– Да-да! – подтвердил я.
Гул усмехнулся, блеснув синим камнем.
– Поэтому вы будете ждать своей очереди! Не живы и не мертвы!
То есть в параличе и коме. Понятно.
Я закрыл глаза.
IV
Этого и следовало ожидать. Со временем любое мясо приходит в негодность. И если в дохлятине заводятся живые черви, не всем гулам это по вкусу. Или мясо разложится до такой степени, что ничего не останется. А заморозку они, судя по всему, не жалуют…
В груди кольнуло, что-то дернуло, и в висках забухало часто-часто.