Читаем Право на рок полностью

Фестиваль был пятый, в некотором смысле юбилейный, и готовился с большой помпой. Тем не менее, именно он стал закатом фестивальной идеи и принес много больших обломов. Если бы не триумф "ДДТ", во время выступления которого в зале возродился былой дух рок-клуба, все это вообще можно было назвать большой тусовкой.

Новые песни Майка просто не прозвучали. Жуткий аналог "Буги" под названием "Алые паруса", тяжеловесная "Вся жизнь - это видеоролик", опять "Я знал"… На залигованных "Дряни" и "Пригородном блюзе" зал, естественно, тащился и заводился. Странно было бы, если бы не заводился - перестройка, гласность, все можно… Но, по-моему, всем все ясно. Достаточно мощной вещью была "Право на рок". Единственное, в чем я не согласен, это в том, что "мы заслужили наше право на рок". Как говорится, собачки служат. И уж кто-кто, а Майк набил немало синяков в борьбе, простите за пошлый оборот.

Ну, и светлым пятном была "Трезвость - норма жизни", исполненная без барабанов вместе с Натальей Шишкиной. Приятно было также видеть Илью Куликова, вновь вернувшегося на ответственный пост бас-гитариста.

Фестивальные хроники. 1986 г. А.Калужский. Из статьи «Рок круглые сутки». «Свердловское рок-обозрение» N2.

Выступление "Зоопарка" я считаю самым ярким событием ленинградского фестиваля. Кстати замечу, что мои ленинградские друзья авторитетно свидетельствуют, что это их лучшее выступление. Тем более радостно, что я на нем побывал. Все было хорошо: и звук, и взаимодействие музыкантов, и стилистическая выдержанность, как отдельных номеров, так и программы в целом; и наконец, эмоциональная манера исполнения Майка. Почему-то в среде рокеров сложилось такое мнение, что эмоциональность и тщательность отделки несовместимы. Какая чушь! По-настоящему живые и зажигательные вещи возникают в большинстве случаев лишь на добротно сделанной основе; вспомним Джагтера, Дилана или Рея Чарльза. Майк и раньше очень чутко улавливал особенности той или иной стилистики, но теперь ему удалось реализовать свое чутье на деле.

Из тринадцати номеров программы едва ли не две трети вызвали живой и непосредственный интерес. Откровенно слабых вещей не было, просто были песни, уступающие лучшим по той или иной причине. Но даже на компиляциях типа «Грейтест хитс» всегда найдутся неравноценные дорожки.

Когда Майк начал свою программу бодрым буги, и ему ответили сочные аккорды бэкинг-вокала, я с какой-то мальчишеской радостью подумал: "Прекрасно, что существуют на свете такие вещи, как суббота, улыбки, солнечное утро". Как нам не хватает хорошей и умной развлекательной музыки!

Слышал, что подобные песни называют коммерческими. Я уверен, что это не так. Мягкая ирония, органичность авторского воплощения не позволяет назвать эту песню "товаром". "Товар" предполагает определенное "заигрывание" с покупателем, "заманивание", в конечном итоге надувательство в пользу продающего. Но здесь, как мне кажется, другой случай. Для того, чтобы быть товаром (в худшем смысле этого слова) "Буги-вуги" слишком откровенна, слишком нараспашку. Такие вещи раздают бесплатно, от души, в обмен на улыбку, - а это, право, не бог весть какая корысть.

Попытаемся разобраться еще и вот в каком вопросе: так называемой вторичности Науменко. Многие эрудиты отказывают ему в самобытности, а порой даже упрекают в подражательности, щеголяя знанием англоязычных рокеров. В чем здесь дело?

Я не стану кокетливо причислять себя к рок-дилетантам: мне знакомы первоисточники майковского вдохновения, дело здесь в другом. Я бы сравнил то, что делает Науменко сегодня, с тем, что в начале прошлого века делал В.А.Жуковский. Разумеется, параллель эта весьма возможно, что не оригинальная, (уж слишком она очевидна) способна вызвать и улыбку, и возмущение (все зависит от читателя), но подоплека здесь одна: нельзя создать своего, самобытного искусства, игнорируя опыт, накопленный в этой области представителями другой культуры.

Вольные переложения Жуковского из западноевропейской поэзии стали вполне национальными и неповторимыми шедеврами русской лирики. Современному читателю поэзия, созданная до Ломоносова, т.е. условно до ориентации на европейскую культуру, навряд ли покажется удобочитаемой; и дело не только в языке, но и в самом ее строе. Поэтому сейчас, когда мы начали осваивать афро-американскую стихию рока, трудно обойтись без повторений и цитирования. Это к вопросу о подражательности Майка и многих других.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза