Право на счастье

– Утром привезли сразу в операционную. С полчала, как привезли сюда. В себя не приходил. Поди, не жилец. Соня говорила, что ранение трудное. – Настя постояла несколько секунд и запустила руку под простыню, пощупала тело раненого. Прошептала “горит”, затем откинула простыню, посмотрела на ноги, снова укрыла их и быстро вышла из палаты. Вскоре вернулась со шприцем, заполненным лекарством. Сделала укол в предплечье и снова ушла. Работы было много, очень много. Работа медсестры, санитарки, сиделки не разграничивалась. Не то было время. И все все умели делать. Настя обежала все палаты, проверила температуру. Ей не нужен был градусник, она безошибочно измеряла температуру ладонью. Иногда ошибалась на одну десятую градуса, но это было редко. Но если температура оказывалась высокой, Настя обязательно проверяла себя градусником. Врачи сначала с недоверием относились к ее методу измерения температуры, но со временем убедились в точности этих измерений и успокоились.

      Проверив у лежачих наличие судн, разнеся лекарства, она снова побежала в первую палату. Там было все без изменений, только у новенького температура заметно спала, но была еще высокой. Настя засунула градусник под мышку больному, прижала его руку к туловищу, чтобы градусник не выпал. Она держала его руку, стоя в полуоборота к больному и разговаривала с пожилым дядечкой на соседней койке.

– Гарна ты дивчина, Настасья, и добра, и работяща и умница. Жалко, что у мене тильки дивчины, а хлопцев нема, а тоб увиз тебе к себе на Украйну. – Настя, смеясь, отвечала:

– Да шо Вы, дядько Панас, Украйна далеко, я не хочу туды.

– Мужики, дак она же и по нашему балакать умея. Ну не умница ли?

      Настя вздрогнула. Новенький осторожно прикоснулся к ее руке и тихонько позвал:

– Лера!

      Настя обернулась к нему. На нее смотрели серые внимательные глаза, совершенно нормальные. Настя улыбнулась.

– Меня зовут Настя.

– А я Кирилл. Простите, я ошибся.

Настя достала градусник, улыбнулась и сказала:

– А Вы молодец, быстро справились с температурой. Ну, теперь нам ничего не страшно.

– Настенька, а можно мне водички, – попросил Кирилл.

– Нет, миленький, только “сосочку.”.

– “Сосочку?” Что это?

– А это вот что. – Настя достала из кармана бинт, отмотала и оторвала кусок, сделала из него шарик, обернула другим куском бинта, ловко завязала концы, смочила шарик водой и поднесла к губам Кирилла. Губы были потрескавшиеся. Он жадно стал сосать мокрый комочек. “Какие у него красивые губы – подумала Настя.– И глаза красивые. А какой он весь? Ведь видны только губы и глаза. – Настя перевела взгляд на руки, – И руки красивые, сильные. Он, наверное, молодой.”

– Ну, все, попили? Давайте сюда. – Настя взяла изо рта Кирилла мокрый комочек.

Ну, пободрствовали и хватит, давайте спать. Вам еще рано просыпаться, Вам еще надо спать. Чем больше будете спать, тем быстрее поправитесь. Хорошо?

– Хорошо, – сказал Кирилл и закрыл глаза.

Поступали раненые, делались операции, перевязки, уколы, выносились судна, разносились лекарства, измерялась температура. Настя с другими девушками таскала носилки с ранеными, перекладывала их на каталки, кровати, делала перевязки, выносила тазики с кровяными бинтами и все время думала о Кирилле. Как он там? Поздно ночью пришла Соня.

– Иди, отдохни часок, пока затишье.

– Как дома?

– Да ничего, терпимо

Настя не пошла в закуток, она пошла в первую палату. В палате горел только один фонарь, больные спали. Кто-то разговаривал во сне, кто-то шел в атаку, кто-то храпел. Дядька Панас поймал руку Насти, когда она проходила мимо, и прошептал:

– Плохо ему, бедолаге, стонет, бредит опять.

Настя подошла к Кириллу, пощупала тело под простыней, тихо вскрикнула, температура была очень высокой. Кирилл бредил, кого-то звал, на кого-то ругался, в общем, был на поле боя. Настя вдруг подумала, сколько еще ночей после войны они будут воевать? Ну, пусть уж лучше во сне, чем на войне.

Настя вошла во врачебную. Там сидел пожилой врач Арнольд Ильич.

– Арнольд Ильич, новенький в первой бредит, температура сорок с половиной.

– А что ты, милая, хотела? Трепанация черепа, это не шутка. Пуля застряла в миллиметре от головного мозга. После такого ранения очень редко выживают. А он молодец, еще жив. Может быть, ему бы и лучше умереть сердечному. Опасаюсь я, если он и выживет, то неполноценный умом будет.

– Да что Вы такое говорите? Он же приходил в себя, я с ним разговаривала, все у него нормально, и будет нормально.

– Ну, уж если ты, девочка, так считаешь, так тому и быть, – устало проговорил старый врач. Настя не поняла, это ирония или желание врача.

– Ну, а с температурой что делать? Сбивать или…?

– Сбивать!

Настя достала из кастрюли кипяченый шприц, набрала лекарство, и побежала к Кириллу. Сделав укол, присела рядом на кровать. Намочила марлевый шарик, смочила губы Кирилла. В палату вошла Соня. Увидев Настю, подошла, тихо спросила:

– А ты чего не отдыхаешь? Гляди, вот к утру раненых попрут, тогда не отдохнешь.

– Да ладно, я тут прикорну. Заодно и за тяжелым пригляжу.