Право на счастье (СИ)

Таня вздохнула и отвернулась. Она понимала, что у Паши дел и без неё выше крыши, но ей было скучно и одиноко. А ещё она хотела домой… Хотя зачем себя обманывать? Она хотела уйти из больницы, но вовсе не домой. За эту неделю она так привыкла к присутствию в своей жизни Земляного и его нежной заботе, что с трудом переносила тишину и своё унылое вынужденное сиротство. Конечно, и мама, и дядя приходили к ней, привнося в её больничный быт какое-то разнообразие, но больше всех она ждала Пашу.

Он приходил немного смущённый, улыбчивый, но через несколько минут они уже шутили, смеялись, иногда ругались, но тут же мирились. Павел рассказывал ей новости, делился своими мыслями, смеясь, показывал ей фотографии с базы, где девчонки серьёзно взялись за украшение помещений и гаражей, вовсю эксплуатируя водителей и службу охраны. Таня невольно расстраивалась, жалея о том, что она не может принять в этом активное участие, а ещё она очень переживала за Ингу. Земляной как-то в разговоре оговорился о причине отмены рейсов, и Таня постепенно выпытала у него практически всё о ночной операции. Она порадовалась за Ингу, со злорадством потёрла ладошки, предвкушая наказание для Горелова и его дружков, и расстроилась из-за того, что не может встретиться с подругой и пошептаться. А пошептаться, Таня надеялась, у них было о чём. Ведь недаром Никита Юрьевич забрал Ингу и Эрику в свой дом?

Таня в очередной раз вздохнула и огляделась. Нет, ну это просто издевательство какое-то! Через неделю Новый год, а она вынуждена тосковать в четырёх стенах. Вот придёт сегодня Павел и она скажет ему, что пора бы выписываться. Капельницы ей не ставят, голову ей уже просветили два раза, а таблетки она сможет и дома принимать. Или не дома? От перспективы попасть «в лапы» мужчине, в которого влюбилась до икоты и тех самых пресловутых бабочек, Татьяна зажмурилась и закрыла ладошками уши, а когда открыла глаза, увидела перед собой женские сапожки на каблучке, за которыми монументально замерла пара мужских грубых ботинок. Таня медленно подняла голову и с удивлением уставилась на улыбающуюся Ингу, за спиной которой стоял никто иной, как генеральный директор Прозоров.

— Ой, — поздоровалась Таня и опешила, когда всегда сдержанная Инга бросилась к ней с объятиями. — Как я рада видеть тебя! Мне тут Павел Сергеевич такого всякого понарассказывал, что я уже чего только не придумала. Никита Юрьевич, спасибо вам за эту встречу.

Прозоров кивнул и тихо удалился, прислушиваясь к женской трескотне. Пусть поговорят, а то Инга каждый день спрашивала, можно ли ей увидеть Осипову. Может, эта совместная поездка и встреча Инги с подругой поможет ему хоть немного растопить тот лёд, что сохранялся между ними, и немного сблизит их. А потом можно будет отвезти Ингу в детский сад и поликлинику, пусть забирает документы, потому что он больше никуда не отпустит Эрику, а тем более её маму.

Часть 9

Таня угрюмо посмотрела на Павла, что скалой стоял перед ней:

— Но объясни мне почему? Я здесь скоро плесенью от скуки покроюсь! Паш, ну пойми меня! — Она широко раскрыла глаза и захлопала ресницами, зная, что он сразу тает от этого нехитрого приёма. — Я же занимаю чьё-то место! Сестрички только время теряют, измеряя мне давление и температуру, ни капельниц, ни процедур. А таблетки я и дома могу принимать, чесслово.

— Таня, дядя твой постоянно на работе, мама тоже, а врачи говорили, что за тобой необходимо понаблюдать.

— Знаю, я всё расспросила! Но это крайне необходимо только в первую неделю, а я тут уже больше недели! Ну, Паш, ну пожалуйста, а ты не можешь наблюдать за мной вместо врачей? Я обещаю, что буду соблюдать режим, я не буду нервничать, я тебе клянусь, что буду очень-очень послушной.

Последний аргумент вызвал у Земляного ироничное фырканье — послушной, как же! Эта девочка вообще незнакома с таким понятием, как послушание. Но она в чём-то права. Как говорится, дома и стены лечат.

— Ладно, я поговорю с врачом. Но учти, — повысил он голос, увидев на послушном несколько секунд назад личике плутовскую улыбку, — если врач скажет «нет», я не берусь его переубеждать!

— А ты попробуй, — тихо сказала Таня и опять замерла, невинно глядя ему в лицо.

— Я когда-нибудь тебя выпорю!

— Согласна, — тут же выпалила его непослушная подопечная, — но только если буду шкодить рядом с тобой!

Павел усмехнулся и провёл ладонью по бледной девичьей щеке — бодрится и старается показать, что она сильная и почти здорова. А сама иногда проводит пальцами по виску, потому что ещё болит голова, кривится от боли в спине и ноге при резких движениях. Но он согласен на всё, только бы видеть эти глубокие глаза и эту шальную улыбку. Он вышел из палаты и резко остановился, прислонившись плечом к стене и закрывая себе рот ладонью, сдерживая смех, потому как за закрытой дверью раздался победный клич индейцев. Неисправима. Но так нежна и так любима…