Право на смерть

— Оставь этот дурацкий тон! — потребовала она. — Неужели ты действительно не понимаешь значение своего поступка? Ты же ВСЕ разрушил!

— Ну, это вряд ли.

— Все! — повторила Леночка. — Твоя ревность…

— Ревность? — перебил ее Александр. — Причем здесь ревность? Мне абсолютно все равно, с кем ты была и где. Ты сама отрезвила меня. Ты сама не раз говорила, что любви не существует, что она уже изжила себя, что ее место заняли гораздо более интересные вещи — наука и техника. Откуда же взяться ревности, если любви не существует?

— После того, как ты начитался этих занудных старинных романов и стишков, я могу ожидать от тебя чего угодно. Ты не вписываешься в общество. Естественно, что общество должно избавиться от тебя.

— Нет, это я решил избавиться от общества, — возразил Красавин. — Оно меня не устраивало. Скука, серость, пустота, рутина. И ты здесь совершенно ни при чем.

Он видел, что это ее задело (легкое облачко пробежало по ее безупречному лбу). Но Леночка справилась с собой и все так же равнодушно взглянула на него:

— Что ж, тем лучше. Мне не придется краснеть и упрекать себя, что я стала причиной катастрофы.

— Я не знал, что ты умеешь краснеть, — сказал Александр.

Он знал все ее мысли наперед. Сейчас Леночка хотела разозлиться, может быть, даже в ярости дать ему пощечину, но она не сделает этого. Леночка не любит терять самообладание. Ничего не ответив, она уйдет молча, но так и не поймет, зачем приходила к нему.

Он не ошибся. Леночка смерила его холодным взглядом и вышла не попрощавшись.

Все газеты планеты продолжали трубить о сенсационном провале НИИ технического прогресса, смакуя детали с наслаждением гурмана. Одна за другой появлялись самые невероятные версии о причинах произошедшего. Постоянно мелькали на первых страницах под громадными заголовками имена и фотографии Красавина, Батырова, теперь уже бывшего директора НИИ и даже Леночки. Но главное было впереди. Со страхом и нетерпением ждали судебного процесса, который должен был все прояснить. Никто не сомневался, что это будет образцово-показательный спектакль в назидание всем пытающимся плыть против течения или выбиваться из общего шаблона. Сам Президент проявлял интерес к этому делу.

Наконец, день слушаний настал. Зал суда наполнился репортерами, видными политиками, представителями общественности и муниципалитета с самого утра, так что к полудню пришлось ограничить доступ на заседание. Люди сидели, стояли в проходах, толкались в дверях, шептались между собой. Трудно было сказать, поддерживают ли они Красавина или осуждают. Скорее, это было простое любопытство, которое так часто граничит с глубоким равнодушием.

И вот в зал ввели Красавина. Больше всего присутствующих поразило то, что Александр улыбался непонятной безмятежно-снисходительной улыбкой, будто хотел сказать: «Мне жаль вас, ребята, но вы сами выбрали свой путь». Эта улыбка не сходила с его лица на протяжении всего процесса. Даже бывалые юристы отмечали потом, что все шло слишком быстро. Слишком торопился суд, торопился прокурор, заламывали горестно руки представители потерпевшего НИИ. Свидетели не успевали рассказать и половины того, что могли бы, тем более, если их показания могли помочь Красавину. В результате процесс уже подходил к концу, но до сих пор не было ясно, почему Красавин уничтожил чертежи и базы данных института. Видимо, судьи и сами поняли, что так продолжаться не может, поэтому адвоката во времени ограничивать не стали. А Красавин продолжал улыбаться. Тогда решили предоставить, наконец, слово ему самому, чтобы он сам все объяснил.

В зале наступила гробовая тишина. Слышно было даже, как скрипнула скамья, когда Александр поднимался.

Он огляделся. Среди сотен глаз, устремленных на него, Красавин узнал вдруг глаза молодого капитана, что арестовывал его. Что ж, этот бесовский огонек был Александру знаком. Может быть, это был именно тот человек, который должен был после него изменить все?

— Я приятно развлекся, господа, слушая вашу пустую болтовню, — заговорил он громко, чтобы его хорошо услышали все и особенно тот, к кому он надеялся обратиться. Даже не глядя на капитана, он чувствовал его взгляд на себе, и решил говорить только для него, объяснить ему. Он должен понять. — Если честно, я не совсем понимаю, зачем мы здесь собрались. Ведь приговор уже заранее известен и лежит в чьем-нибудь кармане.

Послышался возмущенный ропот, председатель постучал молотком, призывая к порядку, хотя и сам пребывал в праведном негодовании.

— Да-да, господа, я знаю уже, что там написано, — подмигнул Александр судьям. — Смертная казнь.

— Господин Красавин, вы забываетесь! — строго проговорил председатель. — Извольте прекратить!