Право на совесть

— А какая разница, связан не связан. Вот, взяли… И Эйтингона тоже. И как взяли Павла-то… Как уголовника. Я сам в министерстве был, точно знаю. Седьмое управление арестовывало. Двоих поставили к секретарю в комнату, двоих у второго выхода из кабинета Павла, а трое — прямо к нему в кабинет. У Павла начальник отдела сидел с новым сотрудником. Читали новичку нравоучения о трудностях нашей работы, наверное. Тут, как раз, эти трое и явились. У одного — пакет. «Генерал Судоплатов?», — спрашивает. — «Вам письмо». Только Павел руку за пакетом протянул, они его за кисть хвать, и, милицейским вывертом, за спину. Как карманника, какого-нибудь. В таком скрюченном состоянии и вытолкнули Павла в соседнюю комнату. Обыскали, окружили и увели. Накрылся генерал Судоплатов.

— А начальник отдела и новичок, что?

— Ошалели, конечно. Выскочили, как ошпаренные, и прямо к нам, Так, мол, и так. Был крупный разведчик генерал Судоплатов и нету его больше. Новичок сразу все трудности нашей работы понял. А Павел, наверное, знал, что за ним придут. Леонида еще вчера ночью пытались взять, на квартире. Валька Раевская в гостях у его дочки была. Ну, пришли и сразу видно, зачем. А Леонид на даче. На дачу только сегодня утром добрались. Конечно, ему свои сумели стукнуть, а он, ясно, успел Павлу позвонить. А что Павел мог сделать? Раз конец, так конец. И всем нам конец, Коля, Верь моему слову.

Мне было по-своему жаль Судоплатова. Он был наиболее умным и тонким человеком из всех моих начальников. Теперь настала и его очередь быть принесенным в жертву системе. Но я не соглашался с Ревенко. Развитие событий вовсе не означало, что всем нам конец. Наоборот, если начали лететь головы, подобные судоплатовской, то можно было предположить, что власти приходится туго. Не похож ли арест Судоплатова на отчаянную попытку власти отмежеваться от циничной жестокости системы и убрать лишних свидетелей?

Через несколько дней на собраниях партактива началось чтение обвинительного заключения по делу Берии и его сообщников. Тогда я еще раз подумал, что в моей версии о гибели Судоплатова, есть доля вероятности.

В обвинительном заключении на Берию и узкий круг его «сообщников» вялились все смертные грехи советской власти. Оказывается, Берия был виновен не только в умышленном развале сельского хозяйства, но даже и в берлинском восстании. Это он и клика его подручных в Германии, во главе с министром внутренних дел Восточной республики Цейссером, довели немецких рабочих до отчаяния. Подробно, в деталях, достойных порнографических романов, рассказывалось о нравственном падении Берии, о ето любовницах, винных подвалах и оргиях на конспиративных квартирах. По поводу генералов Судоплатова и Эйтингона в заключении имелось всего несколько строчек. Их решено было арестовать и предать суду за то, что они выполняли, по личным указаниям Берии, задания, связанные с диверсией и террором. «…В то время как Советское правительство, — комментировалось далее в заключении, — подписавшее Женевскую конвенцию о запрещении бесчеловечных методов войны, считает диверсионную и террористическую деятельность преступной и противоречащей элементарным законам человеческого общества…»

Такое заявление, теоретически справедливое, возлагало на советское правительство большие обязанности. В истории жизни и гибели Судоплатова главную роль играла проблема права на свою собственную совесть. Вполне возможно, что имея такое право, Судоплатов не стал бы выполнять правительственные задания по диверсии и террору. Его, как и всех нас, заставляли жить по совести государственной, определяемой партийной программой и требованиями правительственной стратегии. Диверсия и террор бесчеловечны. Еще более бесчеловечна система, где личная совесть людей, отрицающих подобные преступления, должна быть подавлена во имя «государственных интересов». Судоплатов, живший по совести государственной, нес теперь за это наказание. Но, репрессируя судоплатовых, власть была обязана признать за всеми нами право на свою совесть, право отказываться от того, что нам кажется преступным. Если советские правители действительно взвешивали возможность такого шага, они могли вернуть государство на путь, ведущий к свободе и справедливости. В условиях советской власти такая реформа казалась маловероятной.

Но мы, так же как и все люди, умели верить в невозможное.

В начале октября я во второй раз встретился со Студниковым. Его мечта сбывалась. Временно исполняя обязанности начальника Девятого отдела, он занял фактически место Судоплатова. Торжество Льва Александровича было оправданным — он обошел своих соперников. Самый серьезный из них, Мирковский, едва разделался со злополучным назначением в Албанию и, заняв старое место на службе, попал в подчинение Студникову.

В своих очередных мечтах Студников рисовал, наверное, активную и победную деятельность Девятого отдела под его личным руководством и генеральские погоны на своих плечах.