Право на совесть

Все вместе, — и торжество и тайные мечты отражались в глазах Студнккова, бегающих меньше обычного и в его тоне «крупного начальника», доверяющего подчиненному особо важную государственную тайну.

— В общем так, Николай. Есть одно большое дело. Пришло оно к нам сверху. С самого верху. Вы понимаете, что это значит. Его могут дать нам, а могут и другим. Все зависит от солидности плана и шансов на успех. Ваша докладная записка о Франце и Феликсе, скажем прямо, коротковата. Пишете об их боевом прошлом, а вашего отношения к ним не видно. Может я и сам виноват. Поручил выбрать людей только теоретически. Мы с Тамарой Николаевной просмотрели потом их личные дела. Ребята боевые, ничего не скажешь. Однако для этого дела нужен еще и подходящий офицер-руководитель. Знающий заграницу так, чтобы на месте самому во всем разобраться. Совещались мы, совещались и выбрали. Вас выбрали. Комплиментов делать не буду. Хочу только подчеркнуть, что доверие большое. Успех дела нужен и государству и вашим товарищам. Да, да, вашим товарищам по коллективу. На днях нас на министерском партбюро опять ругали. Что это, дескать, бывшее Бюро номер один какими-то темными делами занимается и ничего даже проверить нельзя. Деньги государственные тратят, а результатов не видно. Нужны нам результаты, Николай, очень нужны. И как можно скорее. Вам успех дела даст почет, внеочередное звание и орденок солидный получите, а мы, по линии коллектива, сможем доказать руководству, что тратим народные деньги не зря…

Студников опять замногословил и чувствовалось, что он волнуется. Он, видимо, ждал взрыва восторга с моей стороны, а взрыва не последовало. Он прошелся к сейфу, поскреб ногтем сургуч, попробовал постоять у окна и вернулся к столу. Но сидеть он не мог и продолжал говорить стоя.

— Да-а… Идет из-за этого дела, прямо скажем, ведомственная борьба. И смех и: грех. Но я думаю, что если мы поднесем министру такой букет, как Франца, Феликса и вас, то он не устоит. А слово министра в ЦК будет решающим…

Студников спохватился. Он сказал что-то, чего не хотел еще раскрывать и посмотрел на меня почти боязливо. Я понял, что пора задать неизбежный вопрос:

— И в чем же заключается дело, Лев Александрович? Согласия моего никто не спрашивал. Прежде чем я смогу что-либо ответить, мне нужно знать хотя бы приблизительно в чем суть.

— А, да, что там согласие! Такого дела разведчики порой всю жизнь ждут. И потом, вы же, в конце концов, офицер, а не агент. Нельзя все на одной психологии. Надо когда-то и дисциплину. Коллектив решил, — что причин для отказа у вас не будет, и гордитесь доверием. Да… Так о смысле дела…

В дверь постучали, вошел Окунь. Он коротко поздоровался и сказал Студникову: «Нас ждут». За время своей барнаульской ссылки Окунь мало изменился. Лицо его чуть-чуть похудело и линия рта стала упрямее. Держал он себя по-прежнему с подчеркнутым достоинством даже, может быть, с более подчеркнутым, чем прежде. Вероятно, он считал, что после Барнаула ему теперь сам чорт не страшен.

— Да, да, пойдемте, — заторопился Студников и добавил, обращаясь ко мне: — Потом вернемся сюда, я все расскажу обстоятельно.

Я не знал, кто нас ждет и зачем, но пошел вслед за Студниковым и Окунем.

В большой комнате, на первом этаже особняка, где обычно происходили совещания руководства, мебель была особенно тщательно подобрана и на полу лежал толстый ковер. В кожаном кресле у дубового резного письменного стола сидел незнакомый мне человек в костюме стального цвета. При нашем появлении он не потрудился подняться с кресла, а ответил на приветствие Окуня к Студникова небрежным поднятием руки. Можно было понять, что он принадлежал к тому высокому начальству, которое ради подчиненных в излишнюю вежливость не пускается.

Нас не представили друг другу. Как только мы сели, важный незнакомец немедленно задал вопрос, обращаясь прямо ко мне.

— Так вы уверены, что ваши люди справятся с подобным заданием?

Я ответил прямо:

— Не имею никакого понятия, о чем вы говорите. У меня нет никаких людей и я не получил никакого задания.

Брови у незнакомца полезли на лоб. Он посмотрел на Студникова взглядом тревожного недоумения и спросил, как бы сам не веря своим словам:

— Вы действительно ничего ему не говорили?

Студников, подобострастно повернувшийся всем туловищем к начальству, от неожиданности даже передернулся.

— В детали я не входил, не успел еще. Но о масштабах и о важности дела, говорил.

Ответ Студникова прозвучал почти как оправдание. Незнакомец пожал плечами:

— Важность и масштабы, само собой. А в кошки-мышки играть вам нечего. Мы же переслали вам материалы по этой организации. Дайте товарищу, пусть почитает. Зачем разговаривать в потемках.

Я старался уловить детали. Задание было связано с какой-то организацией. Незнакомый начальник был от другой службы, а не от нашей. В общем, готовилась какая-то сложная комбинация, в которую собирались включить и меня. Сгущающиеся краски мне не нравились. Тем временем, чужой начальник снова обратился ко мне.