Право на Тенерифе

Перед тем как зайти в дом, они увидели подвал, где делали ксерокопии. Юля вспомнила, что с утра не успела сделать ксерокопии документов. Услужливый молодой человек быстро сделал копии всех страниц, но когда он озвучил стоимость, Юля растерялась:

– Сколько-сколько? А почему так дорого?

– Десять рублей/страница, – пожал плечами молодой человек.

– Вот это цены! – воскликнула Марина. Юля не задавала больше вопросов, быстро достала деньги и рассчиталась.

В приемной была небольшая очередь, которая быстро рассосалась, так как работало очень много специалистов в окнах. И вот она села перед немолодой женщиной в дорогих фиолетовых очках. Юле казалось, что ее развернут, будут придираться к документам, не поймут, зачем ее дочери требуется какая-то дополнительная помощь, ведь у нее уже есть врач и больница. Все время, пока она пробыла у специалиста, у нее колени дрожали от волнения.

Но процедура оказалась совсем не такой, как она представляла себе: специалист приняла все копии и скрепила их. Дала ей форму, которую Юля быстро заполнила и вернула в окошко, а женщина в очках с красивой фиолетовой оправой отдала ей в обмен бумагу с номером ее обращения. Юля продолжила смотреть в окошко, ожидая дальнейших расспросов.

– Это все, ваше обращение будет обработано, и в течение месяца ждите вызов в указанное медицинское учреждение.

– А как я его получу?

– Придет по почте.

– Спасибо вам большое!

Юля вскочила со стула, и они с Мариной отправились домой. Оказалось, все было так просто: даже помощь подруги не пригодилась совсем. И как это ей раньше не пришло в голову усомниться в лечении Кати? Марина всю дорогу проверяла телефон, все ждала, что Роман напишет ей что-то в Ватсап. Голова кружилась от волнующего ожидания. Она не могла представить себе, что он исчезнет из ее жизни и все будет так же серо, мрачно, скупо-бедно, как до его появления.

Ей нестерпимо хотелось поделиться с Юлей своими переживаниями – хотя бы только с ней, – но она не могла. Та осудит, непременно осудит. И потом, Юле не было дела до нее сейчас; даже она, человек, у которого не было своих детей, понимала, что, когда болеет ребенок, все остальное кажется мелким, пустым, не стоящим никакого внимания. Юля все равно не даст теперь совета и тем более не пожалеет ее. Последняя мысль особенно остужала ее пыл, заставляя молчать.

Чем дальше поезд отъезжал от Москвы, тем более несбыточной казалась Юле ее цель. Когда они проехали несколько часов, небывалый душевный подъем в ней успел смениться унынием. Ей стало мерещиться, что она зря поверила в существование альтернативного лечения, ведь Надежда Максимовна всегда говорила, что есть только одно лекарство при гломерулонефрите – преднизолон. Если бы были другие схемы лечения, верно, врач бы знала о них?

Нервный ум ее уже рисовал картины того, как Катя пробудет в Москве совершенно одна в чужой больнице, и ее отправят домой, так ничего и не поменяв в курсе лечения. Зачем только она будет мучить дочь ненужными обследованиями, непонятно. Спонтанная поездка теперь казалась не только бессмысленной, но и вредительской. И все же было поздно что-то менять. Поезд отстукивал монотонную, неменяющуюся дробь, и Юля чувствовала, что вся ее жизнь уже давно, как этот поезд, неслась по рельсам в одну сторону, без возможности свернуть или сойти с дистанции, чтобы дать ей передых. «Все будет так, как будет, и никак иначе», – пронеслись слова смирения в ее голове.

Глава шестая

За прошедшие два месяца после поездки многое произошло в жизни Алины и Константина. На Тенерифе волшебные духи от Дарьи дали свои плоды – в оставшуюся неделю Константин как будто переродился, вновь влюбившись в жену. И вот уже былые подозрения, что он просто не способен на любовь к детям и на семейную жизнь, казалось, оставили его.

Каким-то удивительным образом там, на острове, чувства его к семье укрепились. Константин даже понял, что он как раз таки относился к тем мужчинам, которые любят своих детей по-настоящему. Он сам был одним из тех мужчин, которым еще недавно завидовал за целостность их характера и их чувства.

Глупая ошибка, проступок – вот что такое его роман с Тоней. Он, безусловно, еще страдал по ней, но теперь больше даже не по самой Тоне как человеку, а из-за того факта, что она променяла его на молодого соперника на БМВ, сильно ранив его гордость и самолюбие. Да и собственнические чувства по отношению к ней не совсем еще оставили его.

И все-таки после разрыва с Тоней чувство стыда за его поступок стало крепнуть. Если раньше Костя мог легко оправдаться перед самим собой страстью, даже любовью, вроде как он не мог противостоять этому, то теперь, когда почти не осталось ни следа от этой страсти, оправдывать себя уже не получалось. В мечтах он по-детски представлял себе, словно ничего этого не было, как будто чем сильнее он желал этого, тем больше мечта становилась явью.