Право на Тенерифе

– Предательство – это всего лишь слово, оболочка. Нам внушили, что измена – страшный грех. Что это что-то непростительное. Но ведь он не бросил тебя, детей. И потом, раз ты так старалась, чтобы удержать его, значит, для тебя Костя важен, важен союз с ним. А если представить себе так на минутку, что измена – не страшный грех, совсем не такой ужасный, как, к примеру, убийство, то мы увидим, что и его можно забыть. И что измена – отнюдь не всегда предательство. Память вообще штука дрянная и зачастую в житейских ситуациях вредная. С ней нужно бороться так же, как и с другими человеческими пороками. Она возводит в высокие степени все то малое, что происходит с нами.

– Ты, по-моему, сама не понимаешь, что говоришь, – продолжала возражать Алина, – а сама бы ты смогла так сделать? Забыть и простить? – она усмехнулась.

– Не простить. Достаточно просто забыть. Если забудешь, то и все на этом. Нет обиды, нет горечи, нет разочарования, нет подозрений, нет несчастья. Ты не ему сделаешь подарок, простив его, а себе, потому что себя в первую очередь освободишь от болезненных переживаний.

Затем на кухню вошла Катя и достала из холодильника запеченные овощи, стала разогревать их в микроволновой печи. Алина потупила глаза. Она не могла поверить, что существуют столь страшные недуги, при которых так меняются люди, особенно дети. Катя была в несколько раз толще себя в прошлом, лицо ее было как шар, щеки огромные, глаза превратились в щелки. Очень долго потом одно воспоминание о Кате преследовало ее и являлось в самые неподходящие моменты, хотя она всеми силами старалась не думать о ней.

Позже вечером, когда Алина возвращалась домой на автомобиле, ей вспоминались слова Юли, и одновременно они казались ей и смешными, и какими-то инфантильными. И все-таки недавно столь немыслимая идея начинала оседать в сознании: что, если бы она забыла обо всем, как бы это изменило ее мироощущение, как бы отразилось на ее отношении к мужу? Какое бы влияние это имело на ее судьбу, судьбу детей?

Мог ли один такой простой рецепт спасти их всех одновременно? А если мог, правильно ли было им воспользоваться? Она ловила себя на мысли о том, что в мире не было ни единого человека, который мог решить, правильно это было или нет. Выходило, что истины не было, не было некой планки, на которую можно было бы равняться. Люди заблуждались. Что бы она ни предприняла теперь, все будет правильным и неправильным одновременно.

За это лето в Тониной жизни произошло много непредвиденных перемен. Сначала у нее было головокружение от успеха: в нее влюбился молодой состоятельный бизнесмен, который катал ее на БМВ по городу, водил по дорогим клубам. Она частенько оставалась ночевать в его роскошной квартире с евроремонтом. Евгений много рассказывал о своей работе, о перспективах развития бизнеса, а также о том, что он в наследство получит еще две квартиры от бабушки и тогда сможет вообще купить пентхаус в центре города. А еще он мечтал о семье, женитьбе. Тоня уже не раз бегала в свадебный салон в соседнем от работы здании и заглядывалась на платья.

Но вот во второй половине лета начали происходить какие-то диковинные вещи: Евгений стал реже звонить, все больше работал, и виделись они уже намного реже, раз в неделю, а то и раз в две недели. Тоня начала подозревать, что у него кто-то есть, и она оказалась права. Очень скоро он написал ей, что полюбил другую и улетел с ней отдыхать на Канарские острова.

Прочитав это сообщение, Тоня чуть не задохнулась от ярости. Вот уже второй раз эти противные Канарские острова бередили душу. Почему другим «бабам», как она любила выражаться, доставались все сокровища этой жизни, в том числе путевки на острова? Почему одна она должна была ютиться с родителями в хрущевской двушке, где одна комната была смежной, где со всех сторон слышались разговоры соседей слово в слово?

И вот она вновь должна была любоваться лохматыми разодранными обоями в их квартире, паутиной в углах и под потолком. Пользоваться ржавыми кранами, ходить в пахнущий гнилью туалет с местами отвалившимся, пожелтевшим от времени кафелем. Скрипучий паркет и грязь между половицами, как и в швах между плитками, как и везде в общем-то, – вся квартира была убогой.

Нужно было что-то делать с невезением, которое стало преследовать ее в этом году. Мать смотрела на нее как на неудачницу: столько сил они вместе приложили к тому, чтобы заарканить Костю, а она его променяла на легкомысленного Евгения, так быстро влюбившегося в другую.

От матери она теперь узнала, что Костя съездил на Канары с семьей, но их там не оставил. На звонки он не отвечал, сообщения – что смс, что в Ватсап – до него не доходили. Тоня подозревала, что он добавил ее в черный список. Значит, все было намного хуже, чем она думала. Однако у нее все еще оставался козырной туз в рукаве, и она намеревалась его использовать.