Небо над степью темнело. Тянул низовой ветер, под его прохладными шершавыми ладонями неописуемо тонко позванивали сухие кисти ковыля. Медленный чалый табун тянулся на ночлег поближе к сторожевым вышкам. Маленькая степная луна наливалась холодной злой яркостью. У самого КПП Иван Иванович замедлил шаг, остановился, посмотрел через плечо то ли на меня, то ли дальше, на север, откуда ветер нес шары перекати-поля, и бросил:
— Прощай!
— До свидания, Иван Иванович!
Я думал, разговор окончен. Но генерал, словно решившись, повернул опять в степь и, отойдя от ворот шагов на тридцать, сказал:
— Прощай! Наверное, не свидимся более. Но еще одно дело надо сработать. Есть у меня в Москве один надежный парень. Дам я тебе его координаты. В нарушение всех инструкций и уставов. Вдвоем вы горы свернете! Только обращайся к нему в самом крайнем случае. Когда почувствуешь, что уже хана и пора клеить ласты…
Генерал ненадолго замолчал, уставясь куда-то вдаль поверх моего плеча. Я проследил за его взглядом и увидел, как в пронизанных закатным и лунным светом сумерках на расстоянии ружейного выстрела скользит волчья стая — сука, трое матерых и четыре щенка.
Выражения генеральского лица я не смог прочесть. Но через минуту оно сменилось обычным, устало-деловым, и Иван Иванович продиктовал мне незнакомую фамилию, телефон, обычный московский адрес и спросил:
— Запомнил?
— Да! — не колеблясь, ответил я.
Осенью 1997‑го сложится именно такая ситуация, которую предвидел Иван Иванович. Безвыходная и дикая. И телефонный звонок сработал. Один-единственный звонок, совершенный даже не мною, но по моей просьбе.
Этот человек, московский коллега Олег Вихренко, мигом примчался мне на помощь, охранял меня, раненого, в больнице, завалил киллеров, намеревавшихся меня добить; а после больницы старательно оберегал меня от необдуманных поступков в дальнейшем. Именно ему в свое время удастся придумать комбинацию с Мисютиным, благодаря которой мы выйдем на убийцу моих девчонок и установим имя предателя.
Но это будет только через восемь с лишним лет! А пока…
— Он получит твои данные только после моей смерти, — заговорщически шепчет товарищ Иванов. — До того они будут находиться в сейфе, шифр которого знаю один я!
Царский подарок преподнес мне Иван Иванович. Может, он знал наперед мою судьбу? Наверное, знал. На все воля Господня!
А в том, что генерал был ставленником Божьим, я лично, при всей неортодоксальности моей нынешней веры, — не сомневаюсь.
9
Заместитель начальника оперчасти действительно оказался зеленым салагой, на вид которому никак не дашь больше двадцати пяти.
Зашуганный и от того вечно сомневающийся, он не производил впечатление грозы уголовного мира, каким ему подобало быть по должности. Не знаю, кого можно расколоть с такой внешностью и таким нерешительным характером?
Он вызвал меня к себе сразу после обеда. Из карцера меня вывели, как полагается, по коридорам провели в наручниках, но в кабинете браслеты сняли и даже не подтолкнули в спину. А затем — в знак особого доверия, что ли? — оставили нас со старлеем вдвоем. Дверь, правда, оставалась открытой.
— Присядьте, пожалуйста, — предложил заискивающе заместитель начальника.
Я молча оккупировал скамью, на которой прежде восседали три «присяжных заседателя», и, развалившись на ней, всем своим видом постарался дать понять парню, кто здесь хозяин положения.
Впрочем, он и так это прекрасно знал. Оттого и выглядел таким робким и застенчивым.
— Знаете, мы вынуждены завести против вас дело по организации беспорядков в зоне и за соучастие в побеге…
— Мы — это кто?
— У меня такое задание от майора Мунтяна.
— Как вас звать? — спросил я, тоном подчеркивая доверительность.
— Антон… Антон Иванович.
— Давайте начистоту, Антон Иванович, вам хочется заниматься этим гнилым делом?
— Нет, но майор Мунтян…
— Что ты заладил: майор Мунтян, майор Мунтян… Он тебе что, отец родной? — Внезапный переход на «ты» иногда помогает сбить с заранее принятой роли.
— Он мой непосредственный начальник!
— Сам бы мною и занимался, а не подставлял младшеньких… Ты ведь знаешь — я человек буйный, неуравновешенный, могу откусить ногу…
Своевременное напоминание об угрозе, которую может таить разговор, привело парня в шоковое состояние. Минут пять он не мог вымолвить ни слова. Только таращил на меня, как на икону, невинные зеленые глазища и судорожно хватал спертый воздух широко раскрытым ртом.
— Да не волнуйтесь вы так, Антон Иванович, — решаю «дожать» молокососа. — Ничего страшного они вам не сделают, ну максимум понизят в должности или снимут звездочку с погон… А вот я…
— За что? Я ведь пока ничего не сделал! — в своей нерешительной манере промямлил замначальника оперчасти.
— А кто пытается пришить мне сразу две статьи?
— Я не сам… Я…
— Этот поганец Мунтян тебе прикажет топиться, и ты пойдешь?
— Нет, конечно…