Право на возвращение

- Я и сейчас работаю в школе, - сказал Гинзбург со странным оттенком в голосе, то ли гордости, то ли, напротив, едва различимой горечи, Карпухин, погруженный в свои мысли, слушал невнимательно и переспросил:

- В школе? Преподаете? Я думал - вы работаете в промышленности.

- Дорогой Александр Никитич, - грустно произнес Гинзбург, - в промышленности я не работал никогда. Ни там, ни в Израиле. Там я всю жизнь был конструктором, а здесь... Когда мы приехали, мне было пятьдесят три. Я думал о себе: мужчина в расцвете сил. Предполагал, конечно, что будут трудности: устроиться легко молодым, это известно. Сначала, как все, полгода учили язык, а я присматривался - куда бы потом... По идее, мест много: космосом занимаются в Технионе, группа Акивы Бар-Нуна, есть несколько человек в Тель-Авивском университете, но они не технари, они больше на обработке результатов... Это академическая наука. Есть военная промышленность, концерн "Рафаэл". "Таасия авирит" - это авиация, но там же занимаются и ракетами... С американцами несколько программ. "Наутилус", например, слышали? Чепуха, кстати, специалисту это понятно, лазерная противоракетная программа - прикрытие, и я догадываюсь, что они делают на самом деле... В общем, разослал я свои биографии, "корот хаим" на иврите, и стал ждать.

- Вам никто не ответил? - спросил Карпухин, потому что Гинзбург замолчал и смотрел уже не на визави, а сквозь него, то ли на что-то за окном, то ли на что-то, чего вообще нельзя было разглядеть в этом мире.

- Напротив, - усмехнулся Гинзбург, - ответили все. И быстро. Примерно так: "с такой квалификацией, как у вас... ваши знания и опыт... мы готовы пригласить вас на интервью..." Представляете, как я был воодушевлен? В течение полугода я выступил с докладами в пяти университетах, трех крупных компаниях, в том числе на пресловутом "Рафаэле", куда, как мне сказали, впервые пустили человека, не прошедшего все проверки ШАБАКа, нашей службы общей безопасности. Познакомился со множеством интересных людей, с некоторыми еще долго - несколько лет - перезванивался...

- Ну, и... - нетерпеливо сказал Карпухин. Если место работы Гинзбурга является секретом, пусть так и скажет, и он не станет допытываться.

- В конце концов отовсюду пришел отказ. Простая формулировка: "нет денег". Возможно, нет вообще. Скорее, нет для таких, как я. Слишком старый, вот... Мне не дали даже популярную здесь стипендию министерства абсорбции... Это на три года, и дают стипендию чуть ли не каждому, у кого есть степень. Я мог бы три года где-то... Войти в курс, завести связи... То есть, мне так казалось... Но я даже этого не получил.

- Почему? - спросил Карпухин чтобы что-то спросить, не молчать, создать видимость диалога.

- В военной промышленности, как оказалось, стипендии не распределяются, новые репатрианты еще не считаются настолько благонадежными... Ну, вообще говоря, я бы тоже, будучи, скажем, гендиректором "Энергии", поостерегся взять на работу человека, полгода назад переехавшего в Союз из Штатов. Да мне бы и не позволили, так что... Нет, я не обижаюсь. Другое дело - университеты. Там просто не захотели связываться. Может, возраст. Может, плохой язык. У меня даже с английским были проблемы, а иврит... Ну, не способен я к языкам, а без языка как со мной работать? Короче, мне везде сказали, что я, конечно, редкий специалист, настолько редкий, что они не знают, что со мной делать. Вот, собственно, и все.

- Что значит - все? - вырвалось у Карпухина.

- Все - я имею в виду с работой по специальности. Вас же не интересует остальное?

- Вы сказали, что работаете в школе, - напомнил Карпухин.

- В школе, да, - кивнул Гинзбург. - Охранником. Стою у ворот с семи до шестнадцати, проверяю у входящих сумки, чтобы не пронесли в школу бомбу. Свежий воздух, дети... Я поправился за это время на восемь кило. Хотя, это, может, возрастное. Слава Богу, никто с бомбой в школу пройти не пытался. Зарплата, правда, маленькая, сторожам платят минимум.

- Понятно, - кивнул Карпухин.

- Еще кофе? - спросил Гинзбург и, не дожидаясь ответа, кивнул девушке за стойкой. Та широко улыбнулась, что-то спросила и, получив ответ, принесла через минуту на подносе два высоких бокала с капуччино и два огромных кренделя, посыпанных сахарной пудрой.

- Значит... - начал было Карпухин, размешивая сахар в белой пене, но Гинзбург прервал его и продолжил сам:

- Не надо, Александр Никитич. Я сам могу сказать все, что вы собирались. Вы знаете, сколько раз я придумывал такие разговоры? Вот приезжает ко мне высокий начальник из "Таасия авирит"... Или - получаю я письмо, подписанное Семеновым, хотя и знаю, что мой бывший шеф давно уже не руководит "Энергией". Или - приезжаю в Москву, я ведь после отъезда ни разу в России не был... Приезжаю, а меня встречают и везут в контору, потому что без меня там никак...

- Похоже, - сказал Карпухин, - без вас там действительно никак. Не в "Энергии", конечно, там все действительно развалилось.

- "Грозы"...