Право на возвращение

- Да... Смотрели мы с Розой новости по русскому каналу. Вчера один "русский" застрелил "местного", приняв за террориста. Охранник в школе. Знаешь, из тех, кто идет в охрану, потому что другой работы ему не получить - слишком старый. Вот я и говорю: живешь себе, пенсии дожидаешься, и вдруг в какую-то секунду все летит кувырком...

- Бывает, - сказал Карпухин рассеянно. Года полтора назад с ним тоже случилась такая перемена участи, и ничего плохого из этого не проистекло, совсем даже наоборот...

- Подожди-ка, - вздрогнул он. - Ты сказала: охранник?

На часах было чуть меньше девяти, вполне можно звонить.

- Можно попросить Михаила Яновича? - спросил он, набрав номер.

Женский голос на другом конце провода захлебнулся:

- Да вы... Как вы...

Короткие гудки.

- Не понимаю, - Карпухин потер виски, - вроде уже не так рано...

Он уже все понял, но допускать мысль в сознание не хотел.

- Саша, - позвала из гостиной Руфь, - вот, смотри, повторяют.

На экране ничего толком не было видно, кроме спин полицейских в светло-голубых рубашках, на мгновение они расступились, и на Карпухина взглянул с тоской в глазах давешний его знакомый, с которым они так хорошо сидели позавчера в кафе у автобусной станции. Волосы у Гинзбурга были всклокочены, рубашка вылезла из брюк, а руки оказались стянуты наручниками, и он не знал, что с ними делать, как актер, которому руки всегда мешают правильно сыграть плохо выученную роль.

- Господи! - воскликнул Карпухин. - Это же...

- Он, да? - сказала Руфь. - Мы с Розой так и подумали, то есть, она подумала, а я с ней спорила... Это Гинзбург?

- Что случилось? - сказал Карпухин. Сюжет закончился, показывали семью в Акко, приютившую восемнадцать приблудных кошек, мирно игравших с новорожденным младенцем, таращившим на животных свои пока еще бессмысленные глазенки.

Стараясь точно вспомнить услышанное, Руфь пересказала сюжет. Вчера утром, в то время, когда дети расходились по классам и вот-вот должен был прозвучать звонок, к воротам школы в одном из районов Тель-Авива подошел смуглый, с усиками, похожий на араба молодой мужчина с тяжелым чемоданчиком в руке. Он прошел мимо охранника и направился через двор к школе. Сторож, не успевший перехватить незнакомца, крикнул ему вслед, чтобы тот остановился и показал чемоданчик. Вместо того, чтобы послушаться окрика, незнакомец бросился бежать к зданию школы, не выпуская чемоданчик из рук.

Террорист! Другой мысли у сторожа и возникнуть не могло.

В школьном здании около пятисот учеников ждали начала занятий. Чемоданчик оттягивал террористу руку, и бежал он не так уж быстро, но догнать его охранник все равно не успевал и сделал то, чему его обучали на курсах: выстрелил в воздух.

Незнакомец еще быстрее, пригнувшись, мчался к школе и уже пересек половину двора.

Охранник выстрелил в воздух еще раз.

Незнакомец упал, выпустив, наконец, чемоданчик. Охранник подошел осторожно - кто его знает, дернет сейчас за веревочку, и все...

- Представляешь, - сказала Руфь, - это не террорист оказался, а электрик, он в школу пришел проводку проверять от Электрической компании. А его застрелили. Две пули. В спину и голову. Ужас!

- Подожди, - остановил жену Карпухин. - Ты хоть сама себе не противоречь. Ты же сказала: охранник дважды выстрелил в воздух.

- Да, это он сам сказал. А электрик оказался мертвый. И полиция говорит, что охранник стрелял в спину и в голову. Наповал.

Господи, надо же, чтобы эта дикая история случилась именно сейчас, после их разговора, после того, как они почти договорились. Может, Гинзбург потому и поступил так неадекватно, что ощущал себя совсем на другом свете и не очень соображал, что нужно делать?

- Ты куда? - спросила Руфь, потому что Карпухин вдруг принялся натягивать брюки, заправлять рубашку и зачем-то достал из чемодана совершенно бессмысленный здесь галстук.

- В полицию, естественно, - раздраженно сказал Карпухин. - Надо же что-то делать.

- Сядь, - твердо сказала Руфь. - Что за странная у тебя привычка: сначала бежать куда-то, а потом соображать - куда и зачем?

Это она о "Грозах", - подумал Карпухин. Жена до сих не поняла до конца, какая сила заставила его в позапрошлом году написать заявление и уйти с хорошей, верной, нужной работы ради, может быть, очень интересного, но пока такого неопределенного проекта.

Черт, - подумал Карпухин. Действительно, что я скажу в полиции? И в какое отделение ехать? Они же там ни бельмеса не понимают по-русски. И вообще не станут слушать российского гражданина, приехавшего в Израиль по туристической визе. Того и гляди, вообще паспорт отнимут и из страны вышлют за вмешательство во внутренние дела.

Что делать, Господи?

- Послушай меня, Саша, - сказала Руфь. - Сейчас вернется Роза, она пошла в магазин, и мы вместе подумаем. Симочка пока спит, и пусть себе. Для начала надо иметь точную информацию, а телевидение, ты сам знаешь... Может, все не так было. Надо связаться с его семьей...

- Звонил. Ты же слышала.

- Интересно, как тебе могли ответить, если ты просишь Михаила Яновича, а он...

- Да, верно. Я сейчас перезвоню.