Право на возвращение

Это случилось утром, в тридцать три минуты девятого. Некоторые числа приносили несчастье, и он знал, что сам во всем виноват. Надо было брать деньги в восемь часов восемь минут или в восемь двадцать восемь; число тридцать три включало несчастливые цифры. Девять и три — в сумме двенадцать, в двенадцати — шесть двоек, а шесть, в свою очередь, состоит из трех двоек, но выйдет подтасовка, жульничество; тогда вообще все происходящее в мире можно объяснять так, как тебе выгодно. Брам понимал: превращая хитрыми расчетами несчастливые числа в счастливые, успеха не добьешься. Из четырех банкоматов он выбрал третий, считая слева, чтобы сунуть в него карточку, это тоже было ошибкой. Выбирать следовало второй или четвертый. Но оба были заняты, а он не мог ждать. Он спешил. Восьмое число, в такие дни больше шансов на успех. Второе и восьмое каждого месяца — самые важные даты. Конечно, нельзя забывать и об умножении, но в глубине души он понимал, что во все остальные дни удачи ожидать не приходится. А в том, что эти два дня, важнейшие даты месяца, принесут удачу, он был абсолютно уверен. Вот и поторопился. Чтоб успеть до двух пополудни проверить Вторую и Восьмую улицы. Он брал деньги в центре Санта-Моники, из третьего слева автомата в стене здания банка, угол Четвертой и Аризонского бульвара; когда из щели выскочили четыре двадцатки и он брал их — сперва две, потом еще две, — на перекрестке случилась авария.

Почему он так поздно встал? Его рабочий день обычно начинался в шесть сорок восемь. Каждое утро его ждала тяжелая работа. Улицу, которую он обследовал — Вторую или Восьмую, — нужно было осмотреть как можно внимательнее. Значит, за день надо было успеть проверить подходящие номера: второй, восьмой, двадцать восьмой, восемьдесят второй, двести восьмой (ноль не считался), двести двадцать восьмой и так далее. Он не мог не замечать, что иногда его поведение пугает людей, но миссия была важнее вреда, который он мог нанести своей репутации. Кроме того, он удалился от Принстона на тысячи километров, и шанс, что его методы поиска станут там известны, был невелик. Будь у него помощники, он посылал бы их в критические точки соответствующих улиц, но он ни с кем не мог поделиться своим методом. У него было чувство, что о методе нельзя рассказывать посторонним, иначе он потеряет силу. Ему открылись тайные связи между сущностями, и это открытие, как и понимание того, что он должен опираться на цифры два и восемь, необходимо было хранить в тайне ради достижения своей цели — вернее, не своей, а малыша.

Он проспал, потому что ему приснился Бенни. Теперь он мог, проснувшись, мысленно возвращаться в свои сны. После той ночи с 22 на 23 августа 2008 года, когда начались его поиски, ему снилось, что он теряет Бенни, но в последнее время ему стало сниться, что он нашел малыша, и это было чудесно, поддерживало в нем мужество и вселяло надежду. А самым чудесным было то, что если он просыпался в слезах от счастья, то, стоило ему снова закрыть глаза, он мог вернуться назад, к своему малышу; он обнаружил в себе нежданный талант, дар сознательно выбирать сновидение. Нынешним утром он слишком долго этим занимался. Некая несообразность была в снах о возвращении Бенни: малыш в них не становился старше, он был все такой же, как в ночь своего исчезновения, 22.8.2008 (или, как они пишут в Америке, — 8.22.2008). С тех пор прошло два года, но во сне Бенни всегда было четыре. Последний сон начинался в ночь его исчезновения. Все было в точности как тогда. Лес, звездное небо, фонарик, в горле саднило от крика. Потом, хромая, весь в крови появился Хендрикус и привел его к какой-то пещере, дырке в земле, куда Брам спрыгнул. Там, под землей, оказался лабиринт. Но Брам точно знал, куда идти. Фонарь освещал развилки, пересечения, раз десять ему приходилось выбирать: свернуть влево, вправо или идти прямо. Наконец он дошел до комнаты, где стояла кроватка Бенни. Свет давала игрушечная лампа с крутящимся абажуром, на котором были нарисованы персонажи диснеевских мультиков. По стенам плыли тени фигурок. Это была лампа Бенни, и Бенни спал, лежа в постели. Брам осторожно подошел к нему, сел на край кровати, откинул волосы со лба и поцеловал в щеку. И странно, удивительно, замечательно было то, что губы его действительно касались щеки Бенни, безошибочно, несомненно, каждую ночь. Впечатление было таким сильным, что он поверил в истинность своих ощущений. Он понятия не имел, возможно ли такое с точки зрения физики, но скоро, как только поиск закончится, он сможет спросить об этом Хартога, который благодаря каким-нибудь удивительным формулам сведет его опыт к обычному физическому феномену. Но сон на этом не кончался.